Ты знаешь, кроваво-черные воды зла кишат пурпурными скатами. И пламя Армагеддона застит небеса багровыми платами... Меня больше нет...и кто-то иной управляет рассветами и закатами
27.09.2014 в 21:21
Пишет fandom Library of Adventures 2014:Библиотека Приключений. Спецквест. №1. Мини (слэш, джен) + список
Список работ:
Созданье вод
Сплетения судеб
Прощание с островом Двид
В арктических дальних снегах
От ненависти до...
Самый последний бой «Арабеллы»
Тихая пристань капитана Бернардито
Вождь Белое Солнце
Инструкция по спасению персонажей
У озера
Смерть - это только начало
Бриан де Буагильбер
От ненависти до... пирожков
Название: Созданье вод
Автор: fandom Library of Adventures 2014
Бета: fandom Library of Adventures 2014
Задание: Восставший из мертвых
Канон: вот и мы думаем, при чем тут Жюль Верн
Размер: мини, 3570 слов
Пейринги/Персонажи: Мак-Наббс/Паганель, Эдуард Гленарван, разнообразные ОП
Категория:слэш? джен? платоническая ксенофилия!
Жанр: крэк, русалко!AU, приключения, мистика, драма, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в шотландских озерах что только не водится, или о друзьях, воображаемых и не очень, и о некоторых особенностях взаимодействия человека и русалок
Примечания: в тексте упоминаются некоторые события англо-зулусской войны (увы, альтернативная хронология) и употреблена цитата из Киплинга.
К данному мини есть иллюстрация.
Предупреждения: это НЕ десфик как таковой, но просим учесть, что в соответствии с темой спецквеста некоторые из персонажей, увы, уже умерли. Но не до конца.
Достаточно дикая смесь ангста и флаффа.
Для голосования: #. fandom Library of Adventures 2014 – "Созданье вод"
После события, которое он в своей личной системе ценностей именовал не иначе как апокалипсисом, он полюбил приходить на берег озера. Сначала за хозяином пытался увязаться камердинер, отослать которого было вовсе не просто, потом, когда домашние убедились, что топиться в озере он не собирается, мешать одиноким прогулкам перестали. У каждого человека должно быть время, когда ему хочется побыть наедине с собой. Особенно если этому человеку есть о чем скорбеть и потеря еще свежа.
Топиться он действительно не собирался: он всегда считал подобные действия трусливыми и бессмысленными. Просто приходил, устраивался на большом плоском камне, далеко выдававшемся в воду, курил, смотрел, вспоминал, думал — и ждал. Солнце пошло на закат, тронув краешком вершины гор, и окрасило воду в красный. Сестра опять будет недовольна, что он возвращается после заката, когда на лесных тропах, по старым поверьям, можно встретить призраки неупокоенных. В камышах плеснула большая рыба. Он успел обернуться вовремя, чтобы увидеть, как из воды высунулись две очень бледных руки и легли на край камня. Лунки ногтей были окаймлены синевой. Он улыбнулся.
Руки напряглись, отталкиваясь от камня, созданье глубин пружинисто вылетело из воды, мелькнув длинным и светлым телом, и через мгновение уже сидело на камне. Его плечи, грудь, ноги и руки до середины предплечья покрывала мелкая, чуть поблескивающая чешуя. Она отражала свет заката и одевала тело в сияющую броню. Две узкие щели на шее приоткрывались во время дыхания. Плавников не было, и, как подозревал Мак-Наббс, не было в первую очередь потому, что даже для его фантазии это оказалось бы слишком. Подводный гость, с длинных волос и чешуи которого тонкими ручейками стекала вода, улыбнулся ему в ответ, растянув тонкие бледные губы.
— А вы отдаете себе отчет, майор, — сказал он, подтягивая ноги к груди, — что то, что вы делаете, карается церковью как ведовство и общение с духами?
— Она меня уже покарала, — пожал плечами Мак-Наббс, беззастенчиво им любуясь. — Будем считать, что аванс я уплатил.
«Дух» помрачнел и обвился вокруг его запястья влажной холодной ладонью, едва не заставившей майора вздрогнуть.
— Не грустите так, — искренне сказал он. — Мы же можем видеться, как и прежде.
В голову Мак-Наббса пришли сразу несколько отговорок вроде «прежде я мог видеть вас каждый день, целый день и иногда ночью», «прежде я при этом не чувствовал себя окончательно и бесповоротно безумным» и «прежде вы, по крайней мере, были живы, и что бы я только не отдал, чтобы это и теперь было так!» — но все они звучали ужасающе малодушно, поэтому он спросил:
— Но вам ведь там хорошо?
— Да! — Паганель просиял. — Давайте я вам расскажу, — он придвинулся ближе. — Ваше озеро тянется вниз на сотни и сотни футов, скалы то обрываются гранитной стеной, то сбегают вглубь пологими склонами, на которых обитают больше сотни видов водорослей, членистоногих и рыб. В нем есть места, в чернильную темноту которых никогда еще не проникал солнечный свет и, разумеется, куда никогда не ступала нога человека. А я могу попасть туда почти без труда и даже очень многое разглядеть. Мне ведь не нужно ни света, ни воздуха. Вот, например, вчера я увлекся наблюдением за колонией глубоководных рыб в пещере у северного берега. А сегодня...
Майор по-прежнему наблюдал за ним и чему-то тихонько улыбался.
— Но подводных чудовищ, надеюсь, там нет?
— Кроме меня, вы имеете в виду? — Паганель насмешливо поднял бровь. — Да нет, откуда бы? Жаль только, ни записать, ни опубликовать своих наблюдений я уже не смогу. — Он снова погрустнел.
— За чем дело стало? — развел руками Мак-Наббс. — Завтра я принесу с собой пару тетрадей — диктуйте.
А про себя подумал, что если такая диктовка действительно состоится и если удастся потом показать запись кому-нибудь знающему, — вот и представится возможность проверить, сошел он с ума или нет. Если он решится еще когда-нибудь — показать.
— Правда? — просиял Паганель. — Запишете? И вам не жаль будет тратить время, работая секретарем утопленника?
Майор вздрогнул и покачал головой.
— Для вас — не жаль. Но вы дрожите. Замерзли?
— Кожа сохнет на воздухе, — грустно сказал Паганель, зачерпнул горсть воды и растер ее по чешуйкам предплечья, — оттого становится холодно. Для меня теперь все другое тут, наверху. В воде теплее.
— Не уходите, — попросил майор и скинул пиджак. Ветер тут же лизнул спину холодным языком, пробираясь под жилет и рубашку. Он сел ближе и обернул пиджак вокруг них обоих.
— Спасибо, — с чувством сказал Паганель, поудобней устраиваясь в его объятии, — так действительно лучше. Только я холодный и мокрый, вы продрогнете, а вам еще через лес идти.
— Уже не мокрый, — возразил майор.
А вот холодным он был, это точно.
— Я пропустил вчерашний день? — виновато спросил Паганель, подтягивая к себе ноги, словно чтобы сохранить остатки тепла. И в ответ на молчаливый кивок майора торопливо продолжил: — Это потому, что вчера не было солнца. Оттуда, из глубины, сложно определить, тот же это день или уже другой, а я увлекся наблюдениями в пещере... Вы простите меня, мой дорогой. Долго ждали?
Мак-Наббс безмолвно покачал головой.
— Почему вы молчите? Обиделись?
— Вы моя галлюцинация, — спокойно сказал майор. — Вот еще придумали, на вас обижаться!
Паганель рассмеялся и прижался к нему.
— Ну, так меня еще не называли.
— Что вы будете делать зимой? — спросил майор, не глядя на него. — Становится все холоднее, рано или поздно озеро скует льдом.
Паганель легкомысленно пожал плечами.
— Ну, там, внизу, вовсе не так холодно. Боюсь, это вы уже не сможете сюда приходить... О, я же совсем забыл вам рассказать! — неожиданно встрепенулся он. — Я почти научился проходить сквозь стены!
— Научились ЧЕМУ?
— Ну, не проходить в полном смысле — просачиваться. Хм. В общем, теоретически, я могу попасть в любое место, где есть вода. В лужу, пруд, море, Темзу или Индийский океан. Практически это еще потребует тренировок, но понимаете? Вам больше не придется сидеть привязанным к этому несчастному водоему! Я смогу отправиться за вами куда угодно!
Позже майор не смог бы сказать, от чего конкретно он потерял дар речи.
— Боюсь, там, куда я планировал отправиться, очень мало воды.
— Вы — планировали? — переспросил Паганель, и у него задрожали губы.
Майор почувствовал, как становится холоднее, и инстинктивно стянул полы пиджака, прижимаясь тесней.
— Я... писал командующему с просьбой восстановить меня в действующей армии до того... как начал приходить сюда. Я... искал средство окончательно не рехнуться.
— Я понимаю, — мягко сказал Паганель.
— Они ответили только сейчас.
— И куда вас шлют?
— В Наталь.
— В Африку, — завистливо протянул Паганель. — Ну что ж, по крайней мере, Индийский океан я теперь точно увижу. И, должно быть, Темзу по пути? Дадите мне пару недель для тренировки?
— В Темзе ужасно грязно, — сказал майор.
После нескольких месяцев добровольного заточения на севере в Лондоне он чувствовал себя странно. Город был темен и душен, столичный особняк Гленарванов — пуст и холоден: хозяева в этом году не покидали Малкольм-касла. Он поднялся на второй этаж в гостевые комнаты, где всегда останавливался, с тоской оглядел еще пыхтящий пузатый чайник и сэндвичи на блюде: служанка точно знала, во сколько он возвращается, и предпочитала не попадаться на глаза. Прошел в уборную — и с трудом подавил желание заорать. На раковине сидел Паганель и болтал ногами.
— В следующий раз меня хватит удар, — сумрачно пожаловался майор, еще не решивший, радоваться ему или ужасаться. На душе, тем не менее, повеселело.
— Я не знал, как вас предупредить, — повинился Паганель, — и боялся, что войдет горничная.
— Как вы сюда попали?
— Просочился, — Паганель весело пожал плечами. — У вас краны не закрываются до конца, скажите служанке. А хотя нет, пока не говорите.
Майор устроился по соседству с ним на расписном фаянсе и подумал, что все-таки рад.
— Я вам кровать уступлю, — от души пообещал он.
Паганель засмеялся.
— Не надо. Я за ночь высохну и сам не замечу. А вот нет ли у вас немного человеческой еды?
Майор подпрыгнул на том, на чем сидел.
— Господи, Паганель, а полгода назад вы сказать не могли?
— А зачем? — тот снова пожал плечами. — В вашем озере было полно еды, а я уже и забыл, какова на вкус человеческая.
— Сэндвичи! — с детским восторгом протянул Паганель, глядя на тарелку так, будто намеревался проглотить ее целиком. — Ветчина, сыр и листочек салата? А печенье у вас есть?
Майор закатил глаза и отправился за печеньем. В интерьерах городского дома его гость смотрелся намного более дико, чем в лесу. По паркету за ним протянулась цепочка мокрых разлапистых следов, бледная до синевы кожа странно контрастировала с темной обивкой кресла.
— А вы были правы, — признал Паганель, жизнерадостно вгрызаясь в сэндвич. — В Темзе ужасно грязно. Я видел труп!
Майор подавился куском ветчины.
— Нет, правда труп, — не отступал Паганель. — Тело молодой девушки в красной юбке, красивой и хорошо одетой, должно быть, она умерла не более нескольких часов назад. Оно зацепилось за балки под Кингстонским мостом, давайте сообщим в полицию, наверное, ее ищут.
— «Добрый вечер, инспектор, — сымпровизировал майор, — один мой знакомый призрак сообщил мне о трупе под Кингстонским мостом». Нет, не пойдет.
— Ну вы же можете что-нибудь придумать, — почти обиженно протянул Паганель.
Майор поспешил сменить тему:
— Я бы не хотел, чтобы вы возвращались ночевать в место, где грязно и плавают трупы. Есть ли какая-то альтернатива?
— Ну, если вы прикажете наполнить для меня ванну, — прищурился Паганель.
В ванне он смотрелся вот точно как тонущая Офелия. Но в чешуе.
Утром майор встал пораньше и направился в ближайшее полицейское отделение. Там он, почитав сводки о пропавших за сутки, дождался встречи с инспектором, представился и сказал, что, по имеющимся у него сведениям, тело сбежавшей из дома Энн-Мэй Боунз может быть найдено под Кингстонским мостом. Инспектор покосился недоверчиво, но допрашивать офицера гвардии не стал.
По крайней мере, несчастную Энн-Мэй, кто бы она ни была, похоронят по-человечески. Майор тяжело сглотнул и прибавил шаг. Когда он вернулся, ночного гостя в ванне уже не было.
Над океаном висела влажная, душная ночь. В нижних помещениях воздуха не хватало. Он вышел на палубу покурить. Серебрящуюся в лунном свете поверхность воды тут и там вспарывали спины дельфинов. Особо крупный дельфин вдруг вырвался из воды гибким прыжком, перекувыркнулся над бортом и приземлился на палубу. Майор от неожиданности выронил сигару.
— С ума сошли! — прошипел он.
— Это почему? — поинтересовался пришелец, устраиваясь на фальшборте, как на насесте.
— Потому что, если вас увидят, одним обвинением в душевном нездоровье я уже не отделаюсь.
— Да ну, — беззаботно махнул рукой Паганель, — подойти к нам незаметно невозможно. Увидят издалека, подумают, что вы беседовали кем-то из членов команды, — в этот момент он опустил глаза вниз, очень внимательно себя осмотрел, хмыкнул и выразительно поглядел на длинный сюртук майора, ходившего на корабле в гражданском.
— Бог с вами, — сдался майор, снимая сюртук. — Как там дельфины?
— О-о, — сказал Паганель, поудобней устраиваясь на своем насесте. — Это удивительно дружелюбные существа! Я вам расскажу...
День, ночь, день, ночь, под ногами все та же выжженная земля. Пучки пожухлой травы и мелкий колючий кустарник. День-ночь, день-ночь, а мы идем по Африке. И давно не важно, рядовой ты или возглавляешь вот эту вот растянувшуюся по желтому бушу вереницу усталых людей. День. Ночь. День. Ночь. Зачерпнуть горстью из ручья и почти не вздрогнуть, заметив в воде лицо.
— Исчезните! — рассмеяться. — Не дай бог, кто заметит!
— Не заметят, — раздается в ответ едва слышимый шепот. — А чему вы так радуетесь-то, майор? Жажда, усталость, невыносимый зной, и скоро, быть может, придется убивать людей — а вы как будто заново родились?
— А может, я попросту рад вас видеть? — смеется майор и бьет рукой по воде. — Ей-богу, Паганель, уходите! Здешние реки имеют свойство если не пересыхать, то наполняться кровью. Дождитесь меня на побережье, хорошо?
— Да я-то дождусь, — бурчит Паганель, и изображение его растворяется в водной глади.
День. Ночь. Пока очередной рассвет не взорвется ружейными залпами, и в редеющей дымке ты не увидишь подбирающиеся черные колонны.
— Чтоб меня разорвало, — выдохнул лейтенант Блейк, юнец, только-только начавший и ругаться, и бриться. — Их тут не меньше тысячи!
Майор тоже опустил бинокль. Значит, по десять-двенадцать матерых зулусских воинов на каждого необученного мальчишку в его отряде. Никаких укреплений, неповоротливый обоз, который нужно было доставить в Люнеберг по нейтральной земле, где отродясь не видели зулусских набегов, и река без брода за спиной. Отлично повоевали!
Майор отбросил бинокль, взял ружье и открыл казенную часть, прикидывая, как расставить мальчишек, чтоб хоть кто-нибудь из них уцелел. Резню он запомнил плохо. Нечего там было запоминать. Говорят, полвека назад король Чака специально доработал короткие копья так, чтобы ими было удобнее вспарывать животы. Говорят, что резная дубинка разбивает череп с первого же удара. Много чего говорят. Другое дело, что и новеньких энфилдов на вооружении дикарей тоже хватало, и стрелять они умели. Часы спустя он обнаружил себя в компании Блейка и еще девятерых смельчаков, отстреливающимся от банды зулусов, отгонявших их все дальше от реки, и как-то понял, что одиннадцать — это все, что остались. Какого-то черта смерть продолжала его щадить. Затем ли, что обещал вернуться на побережье?
Почти кубарем они скатились с холма, это дало минуту передышки. Дальше шла узкая извилистая лощина.
— Блейк! — прохрипел он, перезаряжая ружье. — Берешь ребят и уходишь. Люнеберг вон в той стороне. Разберетесь.
— Но как же! — возмутился лейтенант. — Это я должен...
— Кто что должен, решаю я. Вперед.
Майор перепроверил удручающе малое количество патронов и возвратился на вершину холма. Во всяком случае, отсюда хорошо простреливался противоположный склон, и следовало испытать, насколько далеко простиралась его удача.
Рядовой Бейтс все-таки увязался за ним, и брошенное со склона копье поразило его прямо в сердце. «А потому что нужно было слушать приказы командира!» — подумал майор и перекрестился. Двоих дикарей упрямый мальчишка все-таки снял. Где-то с треть банды все же рванулась за Блейком в ущелье. Ничего, там не тысячи, справятся! Шестерых или семерых подстрелил сам майор. В общем, когда его наконец окружили у опушки чахлой рощицы, где пробивался из-под земли одинокий родник, не способный даже проделать себе путь до реки и растекавшийся тут же жалким болотцем, зулусов оставалось не так уж и много. Другое дело, что патронташ был пуст, и значит, число врагов значения не имело.
Майор глубоко вздохнул, крепче сжал нож — последнее, что у него оставалось — и посмотрел в глаза приближавшемуся дикарю. Пятнистая шкура на поясе и перья попугая в прическе выдавали в нем особу королевских кровей не хуже, чем высокий рост и богатырская стать. Остальная шайка замерла в отдалении. Майор фыркнул: ему предлагали поединок военачальников. Очень смешно, учитывая, что шансов против этой махины у него не было никаких. Зулус угрожающе взмахнул копьем, выкрикнул что-то воинственное и сделал еще шаг к нему. И еще. Когда он уже миновал маленький родник, вода там закипела и взвилась столбом, как взмывает огонь, если в костер плеснули горючее. Взлетела на два человеческих роста и обрушилась на вождя дикарей, исторгая из него рваный полузадушенный крик. Разлетелись веером капли, и майор еще успел заметить на темной шее зулуса две очень белых сжимающихся руки, когда двое подручных вождя — те, что потолще и поглупее — бросились на него.
— Сумасшедший! — заорал майор, ныряя, чтоб избежать палицы первого из нападавших, и принимая на нож второго. Еще трое или четверо, к его радости, бросились наутек, вопя что-то про демона вод. — Он же намного сильнее!
За его спиной столб воды вновь взлетел в воздух, и крик вождя превратился в хрип.
Развернуться, пригнуться, ударить. В руку удобно ложится чужое копье. Что, еще один?
Хрипы вождя становились все тише.
Удар, еще удар, хлещет кровь. А это тебе за моих мальчишек! А это за...
В какой-то момент Мак-Наббс понял, что стоит на подгибающихся ногах совершенно один, с окровавленным копьем в руке и по горло забрызганный кровью. Перед глазами кружилось и было жарко, ужасающе жарко — сколько же часов с того рассвета прошло?
Рядом опять кто-то страшно, с присвистом захрипел и зашелся удушливым кашлем.
Майор вздрогнул, развернулся прыжком... Маленький родник больше не играл — словно успел иссякнуть за пару часов. Возле стремительно затягивающихся лужиц, скорчившись и хватаясь не желавшими гнуться пальцами за траву, силился подняться его водный друг. Потускневшие чешуйки на спине больше не отражали солнце, отчего его кожа казалась серой, словно у мертвеца. Абсолютно сухие волосы свешивались на лицо. Он еще раз судорожно, со свистом втянул в себя воздух и вскинул голову.
— Помоги...
Не помня себя, майор упал рядом, перевернул кверху лицом, прижал к себе.
— Что нужно? Что?!
Глаза Паганеля были крепко зажмурены, словно он больше не мог выносить солнечный свет.
— Воды... много... лужи уже не хватит...
Майор сорвал с пояса полупустую флягу, поднес к сине-серым потрескавшимся губам.
— Да не в рот... — губы Паганеля кривились, — на шею... лейте...
Он с трудом поднял руку, размазывая скудную влагу по двум краснеющим щелям, тянущимся из-под ушей вниз по шее. Глубоко вздохнул.
— Несколько минут, — сказал он, по-прежнему не открывая глаз, припадая головой к груди майора. — Обидно, да? Вы же без меня убьетесь.
Мак-Наббс чертыхнулся и поднялся на ноги. Ноша была очень, очень тяжелой, он по-настоящему устал, а до реки... Господи!
— Не туда, — хрипло сказал Паганель, тяжело приваливаясь к его плечу. — То есть туда тоже, но на север ближе. Думаю, река делает петлю.
Он опять закашлялся.
— Молчите! — прошипел майор и побежал.
Он старался не думать, что последний раз был на берегу несколько часов назад: в конце концов, время уходило на бой, да и гнали их от реки не напрямую. Он старался не думать, сможет ли встать, если вдруг упадет. И не думать, что случится, если он не успеет.
Свежестью пахнуло внезапно и вдруг, и в тот же миг послышался шум водопада. Еще через мгновение расступились кусты. Интомбе падала тут со скал, образуя маленькую, поросшую тиной запруду. Он бросился в воду, как был, в мундире и сапогах, очутился прямо под весело звенящими струями, сдуру вдохнул, захлебнулся, закашлялся, думая только о том, как не упасть. В его руках казавшийся неживым Паганель встрепенулся всем телом, вдохнул полной грудью, сильнее сжал руки на его плечах. И рассмеялся.
— Знаете, майор, — сказал он звонко, жадно подставляя губы и все лицо под очищающий поток водопада, — а ведь вы тут как прекрасный принц с пленной русалкой.
Мак-Наббс фыркнул, в возмущении разжал руки и свалился сам, подняв тучи мутных илистых брызг.
— Вылезайте! — тормошил его Паганель. — Ну же, на берег! Вы тут или простудитесь, или утопнете, знаю я вас! Я немного поплаваю, с вашего позволения.
Майор шатаясь добрался до берега и рухнул там же, так и не вытащив из воды обутых в сапоги ног. Перед глазами плясали цветные круги. В голове было пусто.
Кто-то осторожно поливал прохладной водой его макушку и лоб — и это было хорошо до блаженства. Майор слизнул каплю, скатившуюся по губам, возмущенно фыркнул: вода была отвратительная на вкус и пахла илом.
— У меня есть чистая, — засмеялся над ним Паганель. — Откройте рот. Глаза можете не открывать.
Чистая вода и правда была умопомрачительно вкусна. Паганель прекратил его поить и улегся рядом. От него приятно веяло свежей прохладой.
— Высохнете, — пробурчал майор, не открывая глаз.
— Вовсе нет: у меня ноги в воде. Как и у вас, кстати. Вытащили б вы их.
Майор что-то лениво буркнул и не послушался.
— Вниз по течению, — задумчиво проговорил Паганель, — река действительно напиталась кровью. Она тошнотворна на вкус.
Майор зажмурился так крепко, как только мог.
— Они все погибли. Сто шесть человек. Почему вокруг меня все умирают?
Мокрая рука погладила его по виску.
— Ну, не все. Ваши девятеро, с нахальным молодым лейтенантом, уже почти добрались до Люнеберга. Я вот тоже живой.
Майор улыбнулся и усилием воли задышал ровней.
— Возвращались бы вы! — чуть капризно сказал Паганель. — Мне не нравится эта ваша война.
— Я хочу, чтобы все было как раньше, — майор открыл глаза, приподнялся на локте и посмотрел на него. — Я не хочу больше вас терять!
— Вы и не потеряли, — Паганель спокойно встретил его взгляд. — Я рядом.
— Я хочу, чтобы было как раньше. Чтобы вы были рядом всегда.
— Ну, всегда и у людей не бывает, — Паганель деланно рассмеялся. — Какой вы требовательный сегодня, майор! Я же прихожу по первому зову.
Мак-Наббс снова откинулся на склон берега и закрыл глаза.
«Дункан» взрезал волны Северного моря, легкий и стремительный, как всегда. Как всегда, майор занял привычное с давних пор место на мостике, и, как всегда, спустя какое-то время его там нашел Эдуард Гленарван.
— Не помешаю? — спросил кузен, в свою очередь раскуривая трубку.
Майор усмехнулся.
— Арабелла с этих слов обычно начинает нотации, так что смотря с чем ты пришел.
— Все правильно, — Эдуард с показательной грустью развел руками, — Арабелла просила меня следить, чтобы ты не оставался надолго один. Что мне ей сказать?
— О господи! — пыхнул дымом майор. — Почти два года прошло.
— Ну, в конце концов, — Эдуард оперся о надстройку борта, — у нее есть право беспокоиться.
Майор задумчиво посмотрел на горизонт.
— Однажды, очень давно, супруг моей сестры, на тот момент еще будущий, признался мне, что Арабелла слишком уж очаровательна и, пожалуй, он бы предпочел, чтобы этого очарования в ней было поменьше. Теперь я начинаю понимать, что именно он имел в виду.
Эдуард вглядывался в его лицо с прямо-таки оскорбительным сочувствием.
— Скучаешь? — тихо спросил он.
«И ты не подозреваешь, как! — подумал майор. — Куда можно запропаститься на небольшом корабле на полтора часа?»
На шлепанье босых ног они обернулись одновременно.
— Я осмотрел корабль, — донесся до них жизнерадостный голос. — Это попросту удивительно, до чего тут все изменилось!
«Нет, — мысленно взмолился майор, — не сейчас!»
И, видимо, слишком увлеченный своими мыслями, пропустил, как отчетливо зашевелились волосы на затылке кузена.
Паганель появился из путаницы снастей «Дункана», вызывая некоторое дежавю: в точности так же они увиделись впервые. Только теперь он был бос, без шляпы, очков и одет в собственное пальто майора на голое тело. И улыбался до ушей.
Лорд Гленарван издал сдавленный звук, и майор обернулся к нему. У Эдуарда был совершенно естественный вид человека, повстречавшего призрака. Вот только что и прямо на борту собственной яхты.
— Ты его видишь? — обреченно спросил майор, хотя ответ был ясен.
— О Господи! — сказал Эдуард.
Паганель улыбнулся еще лучезарнее.
— Правда замечательно, что мы сейчас это обнаружили? Потому что майор, например, уже полтора года считает меня собственной галлюцинацией. Порождением больного рассудка, который у него вообще-то здоровее, чем у многих.
— А на самом деле? — выдавил Эдуард, который, кажется, уже не был уверен в крепости своего собственного рассудка. Молодец парень, в корень зрит!
— А на самом деле, — Паганель пожал плечами и погрустнел, — я что-то другое. Но в любом случае я очень рад вновь увидеть вас, лорд Гленарван!
Эдуард медленно перевел взгляд на кузена, ища поддержки, и майор пожал плечами.
— Ну, ты спрашивал, заботами какого ангела-хранителя я сумел выжить в Натале. Вот, познакомься.
Паганель, которого никогда и ничто не смущало, опять просиял и заблестел чешуей на шее.
— Вот и славно, что мы во всем разобрались. Предлагаю выпить по стаканчику за встречу. А если у вас к тому же есть печенье… Эй, стюард!
Название: Сплетения судеб
Автор: fandom Library of Adventures 2014
Бета: fandom Library of Adventures 2014
Задание: Восставший из мертвых
Канон: испанские романсеро об инфантах Лара www.gremlinmage.ru/medieval/romans_lara.php
Размер: мини, 2513 слов
Пейринги: Анхель/Гонсало, Виара/Гальве
Категория: слэш, джен
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: судьбе угодно было своими путями оставить в живых Гонсало Гонсалеса. Для чего?
Для голосования: #. fandom Library of Adventures 2014 - "Сплетения судеб"
Устали инфанты Лара,
Плечом шевельнуть не могут.
И рухнули братья наземь,
Свой жребий доверив богу.
Но медлят Виара с Гальве,
Воители Альмансора:
Никто исполнять не хочет
Кровавого уговора.
Они проклинают громко
Коварного дона Родриго
За то, что таких идальго
Погубит его интрига…
Романсеро
Мир сузился до размеров вдоха. Он не мог понять ни кто он, ни где находится. Чьи-то мягкие, мягче шелка руки трогали его горящее тело, уменьшая боль. Сквозь алый хрусталь он видел тонкие черты лица и большие глаза, полные сострадания. Он смотрел в эти глаза, словно они могли как-то удержать его от падения в темную пугающую бездну, из которой он выплыл с таким трудом. Но мир уже рассыпался звенящими осколками, в которых ему были слышны полные ярости крики. И мрак покрыл его, как ночь покрывает мир.
— Дон Родриго, да и все остальные должны быть уверены, что он мертв, — произнес усталый мужской голос. — Ты знаешь, Гальве, только это и может спасти мальчика.
— Мой сид, они уверены, — ответил другой голос, более мягкий и спокойный, — они видели его окровавленного, с мечом в груди. Виара будет молчать, он был всем сердцем против этого преступления.
— Хорошо. Мне нужно уехать, вряд ли я смогу вернуться раньше завтрашнего вечера.
— Не тревожьтесь, мой сид, жизнь мальчика вне опасности. Он молод и силен и, если даст Всевышний, встанет на ноги очень скоро.
Прохладная ладонь легла на лоб, и от этого ощущения стало спокойно. Он поднял веки и столкнулся взглядом с парой внимательных голубых глаз. Слишком знакомых, слишком родных.
— Я взгляну, как там мои снадобья, — произнес мягкий голос, удаляясь.
— Не говори ничего, — пальцы прижались к губам, — тебе нельзя пока.
Он смотрел в лицо, казавшееся ему ликом со святых икон, и видел слезы в светлых глазах. Так хотелось прижаться губами к прядям, спадавшим на лоб, поцеловать их, но он не мог даже пошевелиться.
— Ан… хель…
Мужчина наклонился, зажмурившись и прильнув губами ко лбу раненого.
— Я не мог позволить тебе умереть, — прошептал он, — прости меня, мой мальчик…
И тут пришло понимание и вслед за ним отчаянный ужас и бессильная ярость. Воспоминания нахлынули кровавой волной, вызвав жалобный крик, идущий из самого сердца. Он попытался подняться, упираясь слабыми, дрожащими руками в смятые покрывала, но сил недостало на это, и он упал на постель, бледный, точно призрак.
— Гонсало… не надо… — слезы текли по лицу мужчины, капая на лицо раненого, — прости меня, я не мог... ты поймешь, мой мальчик. Поймешь рано или поздно, что я не мог…
Горькие от слез, его губы прильнули к губам раненого. Анхель де ла Муэрте, Ангел Смерти, так звали его враги. Среди воинов аль Мансура ходили слухи, что ему не нужно даже поднимать меч, его голубые глаза выпьют жизнь из христианских воинов. Лишь один из всех, Гонсало Гонсалес, неустрашимый благородный идальго, не питал к нему ничего кроме дружбы и теплоты. А со временем дружба и теплота превратились во что-то большее, чего он никогда не чувствовал даже к любимым братьям.
Анхель вышел, оставив после себя шлейф тонких благовоний. Гонсало проводил его взглядом и обессилено опустил голову на подушки. У него не оставалось сил даже на слезы.
Гальве де Силенсо примостился у входа в шатер, правя тонким точилом свою саблю. Сын франкской невольницы и знатного мавританского владетеля, он не наследовал своему отцу. Будучи всем сердцем привязан к Анхелю, он последовал за ним, приняв его решение служить аль Мансуру, который был одним из благороднейших людей своего времени. И никогда не жалел о своем выборе, особенно после того как встретил здесь того, кто стал ему другом, братом и возлюбленным его сердца. Виара Хименес был сыном одной из троюродных сестер аль Мансура, выданной за испанского идальго. Обладая лучшими чертами характера и редкой красотой как души, так и тела, он снискал любовь к себе всех, кто его знал. Он был добр, благороден и всем сердцем предан своему повелителю. Лишь раз он усомнился в том деле, что поручил им владыка аль Мансур.
— Гальве, — тихо окликнул его юный Гонсало, лежавший без движения на своем ложе, — братья…
Гальве де Силенсо редко чувствовал себя так плохо, как сейчас. Будь рядом Виара, ему не было бы настолько тяжко. Отложив саблю, он приблизился к постели и взглянул на бледное лицо юноши. Поистине, он не удивлялся решению сеньора Анхеля спасти Гонсало Гонсалеса любой ценой. Красота младшего Лара могла покорить самое жестокое и черствое сердце. К тому же он был пылок и храбр превыше всех, кого знал Гальве.
— Я слушаю, благородный Лара, — тихо произнес де Силенсо, опускаясь на одно колено у ложа.
— Братья… что с ними?— прошелестело с подушек.
— Вы знаете, — грустно сказал Гальве, — зачем же спрашиваете?
— Лучше бы и мне вы подарили смерть, — тихим, безликим голосом произнес младший Лара. — Как смогу я жить, зная, что братья погибли? Что моя несдержанность была виной их гибели?
— Возможно, возмездие за их смерть послужит вам достаточной причиной остаться в живых, — произнес Гальве, глядя в глаза юноше. — Дон Родриго не должен остаться безнаказанным.
В темных глазах Гонсало сверкнула молния. Выпростав из-под покрывала тонкую руку, он положил её на плечо Гальве, сжав слабые пальцы.
— Вы, я знаю, не желали нашей смерти, — тихо произнес юноша, — вы и ваш друг. Вы ведь Анхелю служите?
Гальве кивнул.
— Да, благородный Гонсало, я служу Анхелю де ла Муэрте, как и Виара. При его содействии и по его указанию мы оглушили вас и инсценировали вашу гибель. И этот приказ был для нас приятен куда более, чем тот, что был отдан владыкой аль Мансуром.
— Гальве, ты здесь? — послышался снаружи чуть хриплый голос. Откинулся край полога, и в палатку вошел Виара, усталый, в пропыленной одежде. Гальве поднялся, протянув руку, сжав его пальцы и не осмеливаясь проявить какие-либо иные чувства в присутствии юного Лара.
— Ты так скоро вернулся, — он, однако, не сумел скрыть радости в голосе. — Я думал, ты пробудешь в столице дольше.
— Вернулся, как смог, — глаза Хименеса засияли. — Думаю, нам удалось убедить старого стервятника в гибели всех инфантов.
Он заметил, что Гонсало смотрит на него, подошел к постели и сдержанно поклонился, приветствуя юношу.
— Я принес для вас не самую худую весть, Гонсало Гонсалес, — тихо произнес он, приблизившись к постели. — Ваш отец жив, и сам владыка аль Мансур соизволил покровительствовать ему и послать к нему в качестве утешения и дара свою сестру.
Гонсало сжал руку Хименеса в своей, пытаясь удержать слезы, которые, несмотря на все старания, катились по его бледным впалым щекам.
— Если бы я только мог дать знать батюшке, что жив!
— К сожалению, это невозможно, — покачал головой Виара. — Приказ нашего господина таков, что лишь мы двое можем видеть вас да ещё лекарь Сафи. Во всяком случае, пока. Я попытаюсь разузнать о настроении нашего владыки аль Мансура и, если получится, увидеть вашего отца. Быть может, сид Анхель позволит дать ему знать, что сын его жив.
Гонсало стиснул пальцы благородного рыцаря в своих руках, и слезы уже неудержимым потоком хлынули у него из глаз.
— Гальве, нам надо поговорить. Сид Гонсало, вы дозволите оставить вас на некоторое время? — Виара многозначительно взглянул на де Силенто.
Они вышли из палатки и отошли в укромное место у скалы, где никто не мог видеть их. Лишь здесь они смогли дать волю своим чувствам. Обнявшись, они какое-то время стояли, вбирая зерна теплоты и близости, позволяя им прорасти в сердцах и объять их покоем.
— Мальчик вне опасности, — тихо произнес Гальве, прижавшись лбом ко лбу возлюбленного, — но не стоит оставлять его одного надолго. Его безрассудство и отвага знакомы нам уже.
— Более того, мне удалось узнать, что именно его дерзость и несдержанность стали причиной несчастий, произошедших с его братьями, — так же тихо произнес Виара. — Но, впрочем, не нам судить об этом. Сегодня ночью Сафи побудет с инфантом, а я велю подготовить мой шатер для нас двоих.
Они снова обнялись, прильнув друг к другу так крепко, что ни демоны, ни ангелы не смогли бы разделить их. Уже почти неделю они не могли улучить время, чтобы побыть вдвоем. Тоска и страсть переполняли их сердца. Вскоре вернется Анхель, и снова они будут спать у входа в шатер юноши, оберегая покой его и своего повелителя. И кто знает, быть может, сложат головы, защищая их.
— Мне просто нужно проехаться!
Анхель де ла Муэрте подошел к черному как ночь жеребцу, на которого готовился сесть Гонсало, и перехватил поводья.
— Будь осторожен, мой мальчик, береги себя, — только и сказал он.
Гонсало взлетел в седло и наклонился, опираясь ладонью на плечо возлюбленного.
— Не тревожься за меня, — сказал он, улыбнувшись своей обычной открытой улыбкой, — я немного поохочусь и вернусь к вечеру или к завтрашнему дню.
Он коснулся губами губ Анхеля, выпрямился в седле и тронул коня.
Прошло десять лет без малого с тех пор, как волей Провидения и безгранично любящего сердца Гонсало Гонсалес из дома Лара получил вторую жизнь. С тех пор жил он в загородном доме своего возлюбленного, оберегаемый им от всего света. Дозволено было ему только ездить на охоту да в одежде паломника с закрытым лицом посещать столицу по праздникам. В город обычно его сопровождали Виара с Гальве, ставшие ангелами-хранителями молодого Лара. Остальное время он проводил либо в библиотеке, которую Анхель перевез из своего основного дома, либо же беседуя с мудрым Сафи, ученым, астрономом и лекарем, некогда выхватившим его из когтей смерти.
В эту поездку на охоту он отправился один. Нужно было как-то отвлечься от невеселых мыслей, что все чаще посещали Гонсало Гонсалеса. Пленник собственной несдержанности, ставшей причиной гибели братьев, заложник своей любви, он медленно, постепенно погружался в личный ад. Всё более одиночество и тоска снедали молодого кастильца. Гонсало любил Анхеля всем сердцем, всей душой, но участь птицы в клетке, пусть и клетка эта была золотой, медленно сводила его с ума, как и мысли о том, что он так и не сумел найти способ отомстить убийце братьев.
Так в глубоких раздумьях Гонсало ехал по едва заметной тропе, ведущей сквозь густой лес. Шум битвы он услышал не сразу, погруженный в собственные невеселые думы. Лишь когда конь его ступил на ярко освещенную солнцем поляну, Гонсало сообразил, что находится на боле боя. Сердце его загорелось при виде стаи бродяг, медленно окружающей двоих, одетых, как знатные сеньоры. Старший выглядел воспитателем или дядькой младшего, которому на вид было не больше десяти лет. Однако с кривыми мавританскими саблями оба управлялись на редкость умело. У ног мальчишки уже лежало два трупа, третий отползал, воя от боли и держась за пах.
— Ах вы, твари! — рявкнул Гонсало, направляя коня прямо в гущу бродяг. Его жеребец топтал врагов могучими копытами, а сабля рассекала тела, рубила конечности, словно превратившись в продолжение руки. Гонсало дышал этой схваткой, на какое-то мгновение превратившись в себя прежнего, бесшабашного мальчишку, лишенного страха смерти. И бродяги побежали, бросив умирающих и мертвых, выкрикивая проклятия и ругательства.
Гонсало спрыгнул с коня и подошел к спасенным. Высокий мужчина почтительно приложил руку ко лбу, губам и груди в мавританском приветствии.
— Благодарю вас, благородный сид, — сказал он. — Не будь вас, мы с моим господином не выбрались бы живыми из этой переделки.
— Кто вы и что делаете здесь одни? — Гонсало смотрел на мальчишку, который умелым движением перерезал глотку раненому убийце. — Эти места кишат бродягами и подонками.
— Быть может, тогда нам стоит покинуть это место? — мавр кивнул на лошадь, тревожно прядавшую ушами, но не уходившую с поляны.
— Вы правы, — Гонсало подошел к лошадке, которая тут же тревожно захрапела и попыталась встать на дыбы.
— Нет, благородный сид, — мавр улыбнулся. — Захра подчиняется только моему господину и никому больше.
Мальчишка подошел к Гонсало и отвесил короткий поклон.
— Благодарю вас, сеньор. Не соблаговолите ли назвать ваше имя? — голос его прозвучал резко, как крик ночной птицы. Гонсало вздохнул.
— Вы можете звать меня Лус дель Соль, — сказал он. — Идемте, вам нужно передохнуть и привести себя в порядок, прежде чем вы поедете дальше. Здесь недалеко есть лесной домик, где обычно отдыхают охотники.
До домика они добрались довольно быстро. Лошадь Дамира, так звали воспитателя, угнали разбойники, но Гонсало усадил его на круп своего Гнева. Юный Мударра лихо гарцевал на своей лошадке. При виде него сердце Гонсало почему-то сжималось от странной нежности и теплоты. Что-то удивительно милое было в лице мальчишки, родное, от чего хотелось обнять его и прижать к сердцу.
Пока Дамир раскладывал огонь в небольшом очаге и наливал воду в стоящий тут же котелок, маленький Мударра, видимо, уставший от схватки и поездки, свернулся калачиком на застеленной шкурами тахте и уснул. Гонсало укрыл его своим плащом и подошел к мавру, который кинжалом строгал сушеное мясо в котел.
— Красивый ребенок, я вижу в его лице черты кастильца и мавра, — сказал он, присев рядом с Дамиром. — Чьё он дитя?
— Сын моей госпожи, Арлахи, родной сестры Аль Мансура, повелителя правоверных, — ответил Дамир, подвешивая котелок на железный крюк над очагом. — А отец его — лучший из кастильцев, благородный дон Гонсало Густьос.
Свет померк перед глазами Гонсало, когда он услышал имя отца. Должно быть, он побледнел, потому что Дамир с тревогой сжал его плечо.
— Что с вами, благородный сид? Вы выглядите так, словно решили расстаться с жизнью.
Гонсало медленно вдохнул, пытаясь отогнать морок беспамятства. Слишком сильным было потрясение.
— А вы, — спросил он мавра, — кому служит ваше сердце?
— Мударре, — Дамир с нежностью взглянул на мальчика, который мирно посапывал, свернувшись клубочком. — Я люблю его мать, да благословен будет день и час её рождения. Но не бывает так, чтобы сочетались орлица, госпожа всех птиц, и простой ворон, как не бывает того, чтобы владычица вышла замуж за слугу. И вся моя любовь, вся моя жизнь принадлежит теперь моему маленькому господину, крови от крови её. Аллах послал мне его в утешение, взамен тех сыновей, что никогда у меня не будет.
— Твоя преданность мальчику прекрасна, — кивнул Гонсало, — но почему вы ехали одни? И куда держите путь через эти земли?
— Мы оторвались от основного отряда, потому что Мударра решил поохотиться, — Дамир говорил вполголоса, чтобы не потревожить ребенка. — С нами двести добрых воинов из числа рыцарей владыки Аль Мансура. Все они сопровождают нас к отцу моего господина, к дону Гонсало Густьосу, в его замок. Мы должны были встретиться на границе Кастилии, у развалин старой стены. Но что с вами, сид?
Гонсало сжал руки, глядя в честное красивое лицо сидящего перед ним человека. Как ни хотелось ему довериться Дамиру, всё же он удержался от того, чтобы нарушить слово, данное Анхелю.
— Быть может, вы узнаете позже, — сказал он, глядя в темные глаза мавра. — Я провожу вас до границы, но попрошу об одной услуге.
— О чем угодно, сид, — кивнул Дамир.
— Вы должны молчать о том, что видели меня. Скажете, что сами спаслись.
Мавр пристально взглянул на молодого рыцаря.
— Я не стану допытываться, мой сид, что заставляет вас помогать нам. Благослови вас Аллах за то, что спасли моего мальчика.
Гонсало бросил взгляд на сладко спящего Мударру и грустно улыбнулся. Почему-то вдруг на душе у него стало так светло и спокойно, как не было последние десять лет.
Лишь к вечеру следующего дня он вернулся домой, и Анхель, встревоженный долгой его отлучкой, был поражен тем светом и радостью, которыми буквально светился Гонсало.
— Я не стану расспрашивать тебя ни о чем, мой мальчик, — сказал Анхель, приветствовав возлюбленного, — мне достаточно того, что я вижу свет счастья в твоих глазах.
— Пути Всевышнего странны, — ответил ему на это Гонсало, целуя в улыбающиеся уста, — и мы не знаем иной раз, куда они ведут нас. Но суд Его всегда справедлив. Обними меня, Анхель, ибо сегодня Господь дал мне шанс исправить некогда сотворенное зло.
Встретивший их у входа в спальню Виара затворил за ними дверь и улыбнулся своему возлюбленному, что разделял с ним стражу.
Боль пронзила Альмансора,
И красавицу сестрицу
Он послал для утешенья
К старцу пленному в темницу.
Так прониклась мавританка
Милосердной этой ролью,
Так успешно дон Гонсало
Справился с жестокой болью,
Что родился сын Мударра,
Мститель за инфантов Лара.
Романсеро
URL записиСписок работ:
Созданье вод
Сплетения судеб
Прощание с островом Двид
В арктических дальних снегах
От ненависти до...
Самый последний бой «Арабеллы»
Тихая пристань капитана Бернардито
Вождь Белое Солнце
Инструкция по спасению персонажей
У озера
Смерть - это только начало
Бриан де Буагильбер
От ненависти до... пирожков
Название: Созданье вод
Автор: fandom Library of Adventures 2014
Бета: fandom Library of Adventures 2014
Задание: Восставший из мертвых
Канон: вот и мы думаем, при чем тут Жюль Верн
Размер: мини, 3570 слов
Пейринги/Персонажи: Мак-Наббс/Паганель, Эдуард Гленарван, разнообразные ОП
Категория:
Жанр: крэк, русалко!AU, приключения, мистика, драма, броманс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: в шотландских озерах что только не водится, или о друзьях, воображаемых и не очень, и о некоторых особенностях взаимодействия человека и русалок
Примечания: в тексте упоминаются некоторые события англо-зулусской войны (увы, альтернативная хронология) и употреблена цитата из Киплинга.
К данному мини есть иллюстрация.
Предупреждения: это НЕ десфик как таковой, но просим учесть, что в соответствии с темой спецквеста некоторые из персонажей, увы, уже умерли. Но не до конца.
Достаточно дикая смесь ангста и флаффа.
Для голосования: #. fandom Library of Adventures 2014 – "Созданье вод"
После события, которое он в своей личной системе ценностей именовал не иначе как апокалипсисом, он полюбил приходить на берег озера. Сначала за хозяином пытался увязаться камердинер, отослать которого было вовсе не просто, потом, когда домашние убедились, что топиться в озере он не собирается, мешать одиноким прогулкам перестали. У каждого человека должно быть время, когда ему хочется побыть наедине с собой. Особенно если этому человеку есть о чем скорбеть и потеря еще свежа.Топиться он действительно не собирался: он всегда считал подобные действия трусливыми и бессмысленными. Просто приходил, устраивался на большом плоском камне, далеко выдававшемся в воду, курил, смотрел, вспоминал, думал — и ждал. Солнце пошло на закат, тронув краешком вершины гор, и окрасило воду в красный. Сестра опять будет недовольна, что он возвращается после заката, когда на лесных тропах, по старым поверьям, можно встретить призраки неупокоенных. В камышах плеснула большая рыба. Он успел обернуться вовремя, чтобы увидеть, как из воды высунулись две очень бледных руки и легли на край камня. Лунки ногтей были окаймлены синевой. Он улыбнулся.
Руки напряглись, отталкиваясь от камня, созданье глубин пружинисто вылетело из воды, мелькнув длинным и светлым телом, и через мгновение уже сидело на камне. Его плечи, грудь, ноги и руки до середины предплечья покрывала мелкая, чуть поблескивающая чешуя. Она отражала свет заката и одевала тело в сияющую броню. Две узкие щели на шее приоткрывались во время дыхания. Плавников не было, и, как подозревал Мак-Наббс, не было в первую очередь потому, что даже для его фантазии это оказалось бы слишком. Подводный гость, с длинных волос и чешуи которого тонкими ручейками стекала вода, улыбнулся ему в ответ, растянув тонкие бледные губы.
— А вы отдаете себе отчет, майор, — сказал он, подтягивая ноги к груди, — что то, что вы делаете, карается церковью как ведовство и общение с духами?
— Она меня уже покарала, — пожал плечами Мак-Наббс, беззастенчиво им любуясь. — Будем считать, что аванс я уплатил.
«Дух» помрачнел и обвился вокруг его запястья влажной холодной ладонью, едва не заставившей майора вздрогнуть.
— Не грустите так, — искренне сказал он. — Мы же можем видеться, как и прежде.
В голову Мак-Наббса пришли сразу несколько отговорок вроде «прежде я мог видеть вас каждый день, целый день и иногда ночью», «прежде я при этом не чувствовал себя окончательно и бесповоротно безумным» и «прежде вы, по крайней мере, были живы, и что бы я только не отдал, чтобы это и теперь было так!» — но все они звучали ужасающе малодушно, поэтому он спросил:
— Но вам ведь там хорошо?
— Да! — Паганель просиял. — Давайте я вам расскажу, — он придвинулся ближе. — Ваше озеро тянется вниз на сотни и сотни футов, скалы то обрываются гранитной стеной, то сбегают вглубь пологими склонами, на которых обитают больше сотни видов водорослей, членистоногих и рыб. В нем есть места, в чернильную темноту которых никогда еще не проникал солнечный свет и, разумеется, куда никогда не ступала нога человека. А я могу попасть туда почти без труда и даже очень многое разглядеть. Мне ведь не нужно ни света, ни воздуха. Вот, например, вчера я увлекся наблюдением за колонией глубоководных рыб в пещере у северного берега. А сегодня...
Майор по-прежнему наблюдал за ним и чему-то тихонько улыбался.
— Но подводных чудовищ, надеюсь, там нет?
— Кроме меня, вы имеете в виду? — Паганель насмешливо поднял бровь. — Да нет, откуда бы? Жаль только, ни записать, ни опубликовать своих наблюдений я уже не смогу. — Он снова погрустнел.
— За чем дело стало? — развел руками Мак-Наббс. — Завтра я принесу с собой пару тетрадей — диктуйте.
А про себя подумал, что если такая диктовка действительно состоится и если удастся потом показать запись кому-нибудь знающему, — вот и представится возможность проверить, сошел он с ума или нет. Если он решится еще когда-нибудь — показать.
— Правда? — просиял Паганель. — Запишете? И вам не жаль будет тратить время, работая секретарем утопленника?
Майор вздрогнул и покачал головой.
— Для вас — не жаль. Но вы дрожите. Замерзли?
— Кожа сохнет на воздухе, — грустно сказал Паганель, зачерпнул горсть воды и растер ее по чешуйкам предплечья, — оттого становится холодно. Для меня теперь все другое тут, наверху. В воде теплее.
— Не уходите, — попросил майор и скинул пиджак. Ветер тут же лизнул спину холодным языком, пробираясь под жилет и рубашку. Он сел ближе и обернул пиджак вокруг них обоих.
— Спасибо, — с чувством сказал Паганель, поудобней устраиваясь в его объятии, — так действительно лучше. Только я холодный и мокрый, вы продрогнете, а вам еще через лес идти.
— Уже не мокрый, — возразил майор.
А вот холодным он был, это точно.
— Я пропустил вчерашний день? — виновато спросил Паганель, подтягивая к себе ноги, словно чтобы сохранить остатки тепла. И в ответ на молчаливый кивок майора торопливо продолжил: — Это потому, что вчера не было солнца. Оттуда, из глубины, сложно определить, тот же это день или уже другой, а я увлекся наблюдениями в пещере... Вы простите меня, мой дорогой. Долго ждали?
Мак-Наббс безмолвно покачал головой.
— Почему вы молчите? Обиделись?
— Вы моя галлюцинация, — спокойно сказал майор. — Вот еще придумали, на вас обижаться!
Паганель рассмеялся и прижался к нему.
— Ну, так меня еще не называли.
— Что вы будете делать зимой? — спросил майор, не глядя на него. — Становится все холоднее, рано или поздно озеро скует льдом.
Паганель легкомысленно пожал плечами.
— Ну, там, внизу, вовсе не так холодно. Боюсь, это вы уже не сможете сюда приходить... О, я же совсем забыл вам рассказать! — неожиданно встрепенулся он. — Я почти научился проходить сквозь стены!
— Научились ЧЕМУ?
— Ну, не проходить в полном смысле — просачиваться. Хм. В общем, теоретически, я могу попасть в любое место, где есть вода. В лужу, пруд, море, Темзу или Индийский океан. Практически это еще потребует тренировок, но понимаете? Вам больше не придется сидеть привязанным к этому несчастному водоему! Я смогу отправиться за вами куда угодно!
Позже майор не смог бы сказать, от чего конкретно он потерял дар речи.
— Боюсь, там, куда я планировал отправиться, очень мало воды.
— Вы — планировали? — переспросил Паганель, и у него задрожали губы.
Майор почувствовал, как становится холоднее, и инстинктивно стянул полы пиджака, прижимаясь тесней.
— Я... писал командующему с просьбой восстановить меня в действующей армии до того... как начал приходить сюда. Я... искал средство окончательно не рехнуться.
— Я понимаю, — мягко сказал Паганель.
— Они ответили только сейчас.
— И куда вас шлют?
— В Наталь.
— В Африку, — завистливо протянул Паганель. — Ну что ж, по крайней мере, Индийский океан я теперь точно увижу. И, должно быть, Темзу по пути? Дадите мне пару недель для тренировки?
— В Темзе ужасно грязно, — сказал майор.
***
После нескольких месяцев добровольного заточения на севере в Лондоне он чувствовал себя странно. Город был темен и душен, столичный особняк Гленарванов — пуст и холоден: хозяева в этом году не покидали Малкольм-касла. Он поднялся на второй этаж в гостевые комнаты, где всегда останавливался, с тоской оглядел еще пыхтящий пузатый чайник и сэндвичи на блюде: служанка точно знала, во сколько он возвращается, и предпочитала не попадаться на глаза. Прошел в уборную — и с трудом подавил желание заорать. На раковине сидел Паганель и болтал ногами.
— В следующий раз меня хватит удар, — сумрачно пожаловался майор, еще не решивший, радоваться ему или ужасаться. На душе, тем не менее, повеселело.
— Я не знал, как вас предупредить, — повинился Паганель, — и боялся, что войдет горничная.
— Как вы сюда попали?
— Просочился, — Паганель весело пожал плечами. — У вас краны не закрываются до конца, скажите служанке. А хотя нет, пока не говорите.
Майор устроился по соседству с ним на расписном фаянсе и подумал, что все-таки рад.
— Я вам кровать уступлю, — от души пообещал он.
Паганель засмеялся.
— Не надо. Я за ночь высохну и сам не замечу. А вот нет ли у вас немного человеческой еды?
Майор подпрыгнул на том, на чем сидел.
— Господи, Паганель, а полгода назад вы сказать не могли?
— А зачем? — тот снова пожал плечами. — В вашем озере было полно еды, а я уже и забыл, какова на вкус человеческая.
***
— Сэндвичи! — с детским восторгом протянул Паганель, глядя на тарелку так, будто намеревался проглотить ее целиком. — Ветчина, сыр и листочек салата? А печенье у вас есть?
Майор закатил глаза и отправился за печеньем. В интерьерах городского дома его гость смотрелся намного более дико, чем в лесу. По паркету за ним протянулась цепочка мокрых разлапистых следов, бледная до синевы кожа странно контрастировала с темной обивкой кресла.
— А вы были правы, — признал Паганель, жизнерадостно вгрызаясь в сэндвич. — В Темзе ужасно грязно. Я видел труп!
Майор подавился куском ветчины.
— Нет, правда труп, — не отступал Паганель. — Тело молодой девушки в красной юбке, красивой и хорошо одетой, должно быть, она умерла не более нескольких часов назад. Оно зацепилось за балки под Кингстонским мостом, давайте сообщим в полицию, наверное, ее ищут.
— «Добрый вечер, инспектор, — сымпровизировал майор, — один мой знакомый призрак сообщил мне о трупе под Кингстонским мостом». Нет, не пойдет.
— Ну вы же можете что-нибудь придумать, — почти обиженно протянул Паганель.
Майор поспешил сменить тему:
— Я бы не хотел, чтобы вы возвращались ночевать в место, где грязно и плавают трупы. Есть ли какая-то альтернатива?
— Ну, если вы прикажете наполнить для меня ванну, — прищурился Паганель.
В ванне он смотрелся вот точно как тонущая Офелия. Но в чешуе.
Утром майор встал пораньше и направился в ближайшее полицейское отделение. Там он, почитав сводки о пропавших за сутки, дождался встречи с инспектором, представился и сказал, что, по имеющимся у него сведениям, тело сбежавшей из дома Энн-Мэй Боунз может быть найдено под Кингстонским мостом. Инспектор покосился недоверчиво, но допрашивать офицера гвардии не стал.
По крайней мере, несчастную Энн-Мэй, кто бы она ни была, похоронят по-человечески. Майор тяжело сглотнул и прибавил шаг. Когда он вернулся, ночного гостя в ванне уже не было.
***
Над океаном висела влажная, душная ночь. В нижних помещениях воздуха не хватало. Он вышел на палубу покурить. Серебрящуюся в лунном свете поверхность воды тут и там вспарывали спины дельфинов. Особо крупный дельфин вдруг вырвался из воды гибким прыжком, перекувыркнулся над бортом и приземлился на палубу. Майор от неожиданности выронил сигару.
— С ума сошли! — прошипел он.
— Это почему? — поинтересовался пришелец, устраиваясь на фальшборте, как на насесте.
— Потому что, если вас увидят, одним обвинением в душевном нездоровье я уже не отделаюсь.
— Да ну, — беззаботно махнул рукой Паганель, — подойти к нам незаметно невозможно. Увидят издалека, подумают, что вы беседовали кем-то из членов команды, — в этот момент он опустил глаза вниз, очень внимательно себя осмотрел, хмыкнул и выразительно поглядел на длинный сюртук майора, ходившего на корабле в гражданском.
— Бог с вами, — сдался майор, снимая сюртук. — Как там дельфины?
— О-о, — сказал Паганель, поудобней устраиваясь на своем насесте. — Это удивительно дружелюбные существа! Я вам расскажу...
***
День, ночь, день, ночь, под ногами все та же выжженная земля. Пучки пожухлой травы и мелкий колючий кустарник. День-ночь, день-ночь, а мы идем по Африке. И давно не важно, рядовой ты или возглавляешь вот эту вот растянувшуюся по желтому бушу вереницу усталых людей. День. Ночь. День. Ночь. Зачерпнуть горстью из ручья и почти не вздрогнуть, заметив в воде лицо.
— Исчезните! — рассмеяться. — Не дай бог, кто заметит!
— Не заметят, — раздается в ответ едва слышимый шепот. — А чему вы так радуетесь-то, майор? Жажда, усталость, невыносимый зной, и скоро, быть может, придется убивать людей — а вы как будто заново родились?
— А может, я попросту рад вас видеть? — смеется майор и бьет рукой по воде. — Ей-богу, Паганель, уходите! Здешние реки имеют свойство если не пересыхать, то наполняться кровью. Дождитесь меня на побережье, хорошо?
— Да я-то дождусь, — бурчит Паганель, и изображение его растворяется в водной глади.
День. Ночь. Пока очередной рассвет не взорвется ружейными залпами, и в редеющей дымке ты не увидишь подбирающиеся черные колонны.
— Чтоб меня разорвало, — выдохнул лейтенант Блейк, юнец, только-только начавший и ругаться, и бриться. — Их тут не меньше тысячи!
Майор тоже опустил бинокль. Значит, по десять-двенадцать матерых зулусских воинов на каждого необученного мальчишку в его отряде. Никаких укреплений, неповоротливый обоз, который нужно было доставить в Люнеберг по нейтральной земле, где отродясь не видели зулусских набегов, и река без брода за спиной. Отлично повоевали!
Майор отбросил бинокль, взял ружье и открыл казенную часть, прикидывая, как расставить мальчишек, чтоб хоть кто-нибудь из них уцелел. Резню он запомнил плохо. Нечего там было запоминать. Говорят, полвека назад король Чака специально доработал короткие копья так, чтобы ими было удобнее вспарывать животы. Говорят, что резная дубинка разбивает череп с первого же удара. Много чего говорят. Другое дело, что и новеньких энфилдов на вооружении дикарей тоже хватало, и стрелять они умели. Часы спустя он обнаружил себя в компании Блейка и еще девятерых смельчаков, отстреливающимся от банды зулусов, отгонявших их все дальше от реки, и как-то понял, что одиннадцать — это все, что остались. Какого-то черта смерть продолжала его щадить. Затем ли, что обещал вернуться на побережье?
Почти кубарем они скатились с холма, это дало минуту передышки. Дальше шла узкая извилистая лощина.
— Блейк! — прохрипел он, перезаряжая ружье. — Берешь ребят и уходишь. Люнеберг вон в той стороне. Разберетесь.
— Но как же! — возмутился лейтенант. — Это я должен...
— Кто что должен, решаю я. Вперед.
Майор перепроверил удручающе малое количество патронов и возвратился на вершину холма. Во всяком случае, отсюда хорошо простреливался противоположный склон, и следовало испытать, насколько далеко простиралась его удача.
Рядовой Бейтс все-таки увязался за ним, и брошенное со склона копье поразило его прямо в сердце. «А потому что нужно было слушать приказы командира!» — подумал майор и перекрестился. Двоих дикарей упрямый мальчишка все-таки снял. Где-то с треть банды все же рванулась за Блейком в ущелье. Ничего, там не тысячи, справятся! Шестерых или семерых подстрелил сам майор. В общем, когда его наконец окружили у опушки чахлой рощицы, где пробивался из-под земли одинокий родник, не способный даже проделать себе путь до реки и растекавшийся тут же жалким болотцем, зулусов оставалось не так уж и много. Другое дело, что патронташ был пуст, и значит, число врагов значения не имело.
Майор глубоко вздохнул, крепче сжал нож — последнее, что у него оставалось — и посмотрел в глаза приближавшемуся дикарю. Пятнистая шкура на поясе и перья попугая в прическе выдавали в нем особу королевских кровей не хуже, чем высокий рост и богатырская стать. Остальная шайка замерла в отдалении. Майор фыркнул: ему предлагали поединок военачальников. Очень смешно, учитывая, что шансов против этой махины у него не было никаких. Зулус угрожающе взмахнул копьем, выкрикнул что-то воинственное и сделал еще шаг к нему. И еще. Когда он уже миновал маленький родник, вода там закипела и взвилась столбом, как взмывает огонь, если в костер плеснули горючее. Взлетела на два человеческих роста и обрушилась на вождя дикарей, исторгая из него рваный полузадушенный крик. Разлетелись веером капли, и майор еще успел заметить на темной шее зулуса две очень белых сжимающихся руки, когда двое подручных вождя — те, что потолще и поглупее — бросились на него.
— Сумасшедший! — заорал майор, ныряя, чтоб избежать палицы первого из нападавших, и принимая на нож второго. Еще трое или четверо, к его радости, бросились наутек, вопя что-то про демона вод. — Он же намного сильнее!
За его спиной столб воды вновь взлетел в воздух, и крик вождя превратился в хрип.
Развернуться, пригнуться, ударить. В руку удобно ложится чужое копье. Что, еще один?
Хрипы вождя становились все тише.
Удар, еще удар, хлещет кровь. А это тебе за моих мальчишек! А это за...
В какой-то момент Мак-Наббс понял, что стоит на подгибающихся ногах совершенно один, с окровавленным копьем в руке и по горло забрызганный кровью. Перед глазами кружилось и было жарко, ужасающе жарко — сколько же часов с того рассвета прошло?
Рядом опять кто-то страшно, с присвистом захрипел и зашелся удушливым кашлем.
Майор вздрогнул, развернулся прыжком... Маленький родник больше не играл — словно успел иссякнуть за пару часов. Возле стремительно затягивающихся лужиц, скорчившись и хватаясь не желавшими гнуться пальцами за траву, силился подняться его водный друг. Потускневшие чешуйки на спине больше не отражали солнце, отчего его кожа казалась серой, словно у мертвеца. Абсолютно сухие волосы свешивались на лицо. Он еще раз судорожно, со свистом втянул в себя воздух и вскинул голову.
— Помоги...
Не помня себя, майор упал рядом, перевернул кверху лицом, прижал к себе.
— Что нужно? Что?!
Глаза Паганеля были крепко зажмурены, словно он больше не мог выносить солнечный свет.
— Воды... много... лужи уже не хватит...
Майор сорвал с пояса полупустую флягу, поднес к сине-серым потрескавшимся губам.
— Да не в рот... — губы Паганеля кривились, — на шею... лейте...
Он с трудом поднял руку, размазывая скудную влагу по двум краснеющим щелям, тянущимся из-под ушей вниз по шее. Глубоко вздохнул.
— Несколько минут, — сказал он, по-прежнему не открывая глаз, припадая головой к груди майора. — Обидно, да? Вы же без меня убьетесь.
Мак-Наббс чертыхнулся и поднялся на ноги. Ноша была очень, очень тяжелой, он по-настоящему устал, а до реки... Господи!
— Не туда, — хрипло сказал Паганель, тяжело приваливаясь к его плечу. — То есть туда тоже, но на север ближе. Думаю, река делает петлю.
Он опять закашлялся.
— Молчите! — прошипел майор и побежал.
Он старался не думать, что последний раз был на берегу несколько часов назад: в конце концов, время уходило на бой, да и гнали их от реки не напрямую. Он старался не думать, сможет ли встать, если вдруг упадет. И не думать, что случится, если он не успеет.
Свежестью пахнуло внезапно и вдруг, и в тот же миг послышался шум водопада. Еще через мгновение расступились кусты. Интомбе падала тут со скал, образуя маленькую, поросшую тиной запруду. Он бросился в воду, как был, в мундире и сапогах, очутился прямо под весело звенящими струями, сдуру вдохнул, захлебнулся, закашлялся, думая только о том, как не упасть. В его руках казавшийся неживым Паганель встрепенулся всем телом, вдохнул полной грудью, сильнее сжал руки на его плечах. И рассмеялся.
— Знаете, майор, — сказал он звонко, жадно подставляя губы и все лицо под очищающий поток водопада, — а ведь вы тут как прекрасный принц с пленной русалкой.
Мак-Наббс фыркнул, в возмущении разжал руки и свалился сам, подняв тучи мутных илистых брызг.
— Вылезайте! — тормошил его Паганель. — Ну же, на берег! Вы тут или простудитесь, или утопнете, знаю я вас! Я немного поплаваю, с вашего позволения.
Майор шатаясь добрался до берега и рухнул там же, так и не вытащив из воды обутых в сапоги ног. Перед глазами плясали цветные круги. В голове было пусто.
Кто-то осторожно поливал прохладной водой его макушку и лоб — и это было хорошо до блаженства. Майор слизнул каплю, скатившуюся по губам, возмущенно фыркнул: вода была отвратительная на вкус и пахла илом.
— У меня есть чистая, — засмеялся над ним Паганель. — Откройте рот. Глаза можете не открывать.
Чистая вода и правда была умопомрачительно вкусна. Паганель прекратил его поить и улегся рядом. От него приятно веяло свежей прохладой.
— Высохнете, — пробурчал майор, не открывая глаз.
— Вовсе нет: у меня ноги в воде. Как и у вас, кстати. Вытащили б вы их.
Майор что-то лениво буркнул и не послушался.
— Вниз по течению, — задумчиво проговорил Паганель, — река действительно напиталась кровью. Она тошнотворна на вкус.
Майор зажмурился так крепко, как только мог.
— Они все погибли. Сто шесть человек. Почему вокруг меня все умирают?
Мокрая рука погладила его по виску.
— Ну, не все. Ваши девятеро, с нахальным молодым лейтенантом, уже почти добрались до Люнеберга. Я вот тоже живой.
Майор улыбнулся и усилием воли задышал ровней.
— Возвращались бы вы! — чуть капризно сказал Паганель. — Мне не нравится эта ваша война.
— Я хочу, чтобы все было как раньше, — майор открыл глаза, приподнялся на локте и посмотрел на него. — Я не хочу больше вас терять!
— Вы и не потеряли, — Паганель спокойно встретил его взгляд. — Я рядом.
— Я хочу, чтобы было как раньше. Чтобы вы были рядом всегда.
— Ну, всегда и у людей не бывает, — Паганель деланно рассмеялся. — Какой вы требовательный сегодня, майор! Я же прихожу по первому зову.
Мак-Наббс снова откинулся на склон берега и закрыл глаза.
***
«Дункан» взрезал волны Северного моря, легкий и стремительный, как всегда. Как всегда, майор занял привычное с давних пор место на мостике, и, как всегда, спустя какое-то время его там нашел Эдуард Гленарван.
— Не помешаю? — спросил кузен, в свою очередь раскуривая трубку.
Майор усмехнулся.
— Арабелла с этих слов обычно начинает нотации, так что смотря с чем ты пришел.
— Все правильно, — Эдуард с показательной грустью развел руками, — Арабелла просила меня следить, чтобы ты не оставался надолго один. Что мне ей сказать?
— О господи! — пыхнул дымом майор. — Почти два года прошло.
— Ну, в конце концов, — Эдуард оперся о надстройку борта, — у нее есть право беспокоиться.
Майор задумчиво посмотрел на горизонт.
— Однажды, очень давно, супруг моей сестры, на тот момент еще будущий, признался мне, что Арабелла слишком уж очаровательна и, пожалуй, он бы предпочел, чтобы этого очарования в ней было поменьше. Теперь я начинаю понимать, что именно он имел в виду.
Эдуард вглядывался в его лицо с прямо-таки оскорбительным сочувствием.
— Скучаешь? — тихо спросил он.
«И ты не подозреваешь, как! — подумал майор. — Куда можно запропаститься на небольшом корабле на полтора часа?»
На шлепанье босых ног они обернулись одновременно.
— Я осмотрел корабль, — донесся до них жизнерадостный голос. — Это попросту удивительно, до чего тут все изменилось!
«Нет, — мысленно взмолился майор, — не сейчас!»
И, видимо, слишком увлеченный своими мыслями, пропустил, как отчетливо зашевелились волосы на затылке кузена.
Паганель появился из путаницы снастей «Дункана», вызывая некоторое дежавю: в точности так же они увиделись впервые. Только теперь он был бос, без шляпы, очков и одет в собственное пальто майора на голое тело. И улыбался до ушей.
Лорд Гленарван издал сдавленный звук, и майор обернулся к нему. У Эдуарда был совершенно естественный вид человека, повстречавшего призрака. Вот только что и прямо на борту собственной яхты.
— Ты его видишь? — обреченно спросил майор, хотя ответ был ясен.
— О Господи! — сказал Эдуард.
Паганель улыбнулся еще лучезарнее.
— Правда замечательно, что мы сейчас это обнаружили? Потому что майор, например, уже полтора года считает меня собственной галлюцинацией. Порождением больного рассудка, который у него вообще-то здоровее, чем у многих.
— А на самом деле? — выдавил Эдуард, который, кажется, уже не был уверен в крепости своего собственного рассудка. Молодец парень, в корень зрит!
— А на самом деле, — Паганель пожал плечами и погрустнел, — я что-то другое. Но в любом случае я очень рад вновь увидеть вас, лорд Гленарван!
Эдуард медленно перевел взгляд на кузена, ища поддержки, и майор пожал плечами.
— Ну, ты спрашивал, заботами какого ангела-хранителя я сумел выжить в Натале. Вот, познакомься.
Паганель, которого никогда и ничто не смущало, опять просиял и заблестел чешуей на шее.
— Вот и славно, что мы во всем разобрались. Предлагаю выпить по стаканчику за встречу. А если у вас к тому же есть печенье… Эй, стюард!
Название: Сплетения судеб
Автор: fandom Library of Adventures 2014
Бета: fandom Library of Adventures 2014
Задание: Восставший из мертвых
Канон: испанские романсеро об инфантах Лара www.gremlinmage.ru/medieval/romans_lara.php
Размер: мини, 2513 слов
Пейринги: Анхель/Гонсало, Виара/Гальве
Категория: слэш, джен
Жанр: ангст, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: судьбе угодно было своими путями оставить в живых Гонсало Гонсалеса. Для чего?
Для голосования: #. fandom Library of Adventures 2014 - "Сплетения судеб"
Устали инфанты Лара,
Плечом шевельнуть не могут.
И рухнули братья наземь,
Свой жребий доверив богу.
Но медлят Виара с Гальве,
Воители Альмансора:
Никто исполнять не хочет
Кровавого уговора.
Они проклинают громко
Коварного дона Родриго
За то, что таких идальго
Погубит его интрига…
Романсеро
Мир сузился до размеров вдоха. Он не мог понять ни кто он, ни где находится. Чьи-то мягкие, мягче шелка руки трогали его горящее тело, уменьшая боль. Сквозь алый хрусталь он видел тонкие черты лица и большие глаза, полные сострадания. Он смотрел в эти глаза, словно они могли как-то удержать его от падения в темную пугающую бездну, из которой он выплыл с таким трудом. Но мир уже рассыпался звенящими осколками, в которых ему были слышны полные ярости крики. И мрак покрыл его, как ночь покрывает мир.
— Дон Родриго, да и все остальные должны быть уверены, что он мертв, — произнес усталый мужской голос. — Ты знаешь, Гальве, только это и может спасти мальчика.
— Мой сид, они уверены, — ответил другой голос, более мягкий и спокойный, — они видели его окровавленного, с мечом в груди. Виара будет молчать, он был всем сердцем против этого преступления.
— Хорошо. Мне нужно уехать, вряд ли я смогу вернуться раньше завтрашнего вечера.
— Не тревожьтесь, мой сид, жизнь мальчика вне опасности. Он молод и силен и, если даст Всевышний, встанет на ноги очень скоро.
Прохладная ладонь легла на лоб, и от этого ощущения стало спокойно. Он поднял веки и столкнулся взглядом с парой внимательных голубых глаз. Слишком знакомых, слишком родных.
— Я взгляну, как там мои снадобья, — произнес мягкий голос, удаляясь.
— Не говори ничего, — пальцы прижались к губам, — тебе нельзя пока.
Он смотрел в лицо, казавшееся ему ликом со святых икон, и видел слезы в светлых глазах. Так хотелось прижаться губами к прядям, спадавшим на лоб, поцеловать их, но он не мог даже пошевелиться.
— Ан… хель…
Мужчина наклонился, зажмурившись и прильнув губами ко лбу раненого.
— Я не мог позволить тебе умереть, — прошептал он, — прости меня, мой мальчик…
И тут пришло понимание и вслед за ним отчаянный ужас и бессильная ярость. Воспоминания нахлынули кровавой волной, вызвав жалобный крик, идущий из самого сердца. Он попытался подняться, упираясь слабыми, дрожащими руками в смятые покрывала, но сил недостало на это, и он упал на постель, бледный, точно призрак.
— Гонсало… не надо… — слезы текли по лицу мужчины, капая на лицо раненого, — прости меня, я не мог... ты поймешь, мой мальчик. Поймешь рано или поздно, что я не мог…
Горькие от слез, его губы прильнули к губам раненого. Анхель де ла Муэрте, Ангел Смерти, так звали его враги. Среди воинов аль Мансура ходили слухи, что ему не нужно даже поднимать меч, его голубые глаза выпьют жизнь из христианских воинов. Лишь один из всех, Гонсало Гонсалес, неустрашимый благородный идальго, не питал к нему ничего кроме дружбы и теплоты. А со временем дружба и теплота превратились во что-то большее, чего он никогда не чувствовал даже к любимым братьям.
Анхель вышел, оставив после себя шлейф тонких благовоний. Гонсало проводил его взглядом и обессилено опустил голову на подушки. У него не оставалось сил даже на слезы.
Гальве де Силенсо примостился у входа в шатер, правя тонким точилом свою саблю. Сын франкской невольницы и знатного мавританского владетеля, он не наследовал своему отцу. Будучи всем сердцем привязан к Анхелю, он последовал за ним, приняв его решение служить аль Мансуру, который был одним из благороднейших людей своего времени. И никогда не жалел о своем выборе, особенно после того как встретил здесь того, кто стал ему другом, братом и возлюбленным его сердца. Виара Хименес был сыном одной из троюродных сестер аль Мансура, выданной за испанского идальго. Обладая лучшими чертами характера и редкой красотой как души, так и тела, он снискал любовь к себе всех, кто его знал. Он был добр, благороден и всем сердцем предан своему повелителю. Лишь раз он усомнился в том деле, что поручил им владыка аль Мансур.
— Гальве, — тихо окликнул его юный Гонсало, лежавший без движения на своем ложе, — братья…
Гальве де Силенсо редко чувствовал себя так плохо, как сейчас. Будь рядом Виара, ему не было бы настолько тяжко. Отложив саблю, он приблизился к постели и взглянул на бледное лицо юноши. Поистине, он не удивлялся решению сеньора Анхеля спасти Гонсало Гонсалеса любой ценой. Красота младшего Лара могла покорить самое жестокое и черствое сердце. К тому же он был пылок и храбр превыше всех, кого знал Гальве.
— Я слушаю, благородный Лара, — тихо произнес де Силенсо, опускаясь на одно колено у ложа.
— Братья… что с ними?— прошелестело с подушек.
— Вы знаете, — грустно сказал Гальве, — зачем же спрашиваете?
— Лучше бы и мне вы подарили смерть, — тихим, безликим голосом произнес младший Лара. — Как смогу я жить, зная, что братья погибли? Что моя несдержанность была виной их гибели?
— Возможно, возмездие за их смерть послужит вам достаточной причиной остаться в живых, — произнес Гальве, глядя в глаза юноше. — Дон Родриго не должен остаться безнаказанным.
В темных глазах Гонсало сверкнула молния. Выпростав из-под покрывала тонкую руку, он положил её на плечо Гальве, сжав слабые пальцы.
— Вы, я знаю, не желали нашей смерти, — тихо произнес юноша, — вы и ваш друг. Вы ведь Анхелю служите?
Гальве кивнул.
— Да, благородный Гонсало, я служу Анхелю де ла Муэрте, как и Виара. При его содействии и по его указанию мы оглушили вас и инсценировали вашу гибель. И этот приказ был для нас приятен куда более, чем тот, что был отдан владыкой аль Мансуром.
— Гальве, ты здесь? — послышался снаружи чуть хриплый голос. Откинулся край полога, и в палатку вошел Виара, усталый, в пропыленной одежде. Гальве поднялся, протянув руку, сжав его пальцы и не осмеливаясь проявить какие-либо иные чувства в присутствии юного Лара.
— Ты так скоро вернулся, — он, однако, не сумел скрыть радости в голосе. — Я думал, ты пробудешь в столице дольше.
— Вернулся, как смог, — глаза Хименеса засияли. — Думаю, нам удалось убедить старого стервятника в гибели всех инфантов.
Он заметил, что Гонсало смотрит на него, подошел к постели и сдержанно поклонился, приветствуя юношу.
— Я принес для вас не самую худую весть, Гонсало Гонсалес, — тихо произнес он, приблизившись к постели. — Ваш отец жив, и сам владыка аль Мансур соизволил покровительствовать ему и послать к нему в качестве утешения и дара свою сестру.
Гонсало сжал руку Хименеса в своей, пытаясь удержать слезы, которые, несмотря на все старания, катились по его бледным впалым щекам.
— Если бы я только мог дать знать батюшке, что жив!
— К сожалению, это невозможно, — покачал головой Виара. — Приказ нашего господина таков, что лишь мы двое можем видеть вас да ещё лекарь Сафи. Во всяком случае, пока. Я попытаюсь разузнать о настроении нашего владыки аль Мансура и, если получится, увидеть вашего отца. Быть может, сид Анхель позволит дать ему знать, что сын его жив.
Гонсало стиснул пальцы благородного рыцаря в своих руках, и слезы уже неудержимым потоком хлынули у него из глаз.
— Гальве, нам надо поговорить. Сид Гонсало, вы дозволите оставить вас на некоторое время? — Виара многозначительно взглянул на де Силенто.
Они вышли из палатки и отошли в укромное место у скалы, где никто не мог видеть их. Лишь здесь они смогли дать волю своим чувствам. Обнявшись, они какое-то время стояли, вбирая зерна теплоты и близости, позволяя им прорасти в сердцах и объять их покоем.
— Мальчик вне опасности, — тихо произнес Гальве, прижавшись лбом ко лбу возлюбленного, — но не стоит оставлять его одного надолго. Его безрассудство и отвага знакомы нам уже.
— Более того, мне удалось узнать, что именно его дерзость и несдержанность стали причиной несчастий, произошедших с его братьями, — так же тихо произнес Виара. — Но, впрочем, не нам судить об этом. Сегодня ночью Сафи побудет с инфантом, а я велю подготовить мой шатер для нас двоих.
Они снова обнялись, прильнув друг к другу так крепко, что ни демоны, ни ангелы не смогли бы разделить их. Уже почти неделю они не могли улучить время, чтобы побыть вдвоем. Тоска и страсть переполняли их сердца. Вскоре вернется Анхель, и снова они будут спать у входа в шатер юноши, оберегая покой его и своего повелителя. И кто знает, быть может, сложат головы, защищая их.
Спустя десять лет
— Мне просто нужно проехаться!
Анхель де ла Муэрте подошел к черному как ночь жеребцу, на которого готовился сесть Гонсало, и перехватил поводья.
— Будь осторожен, мой мальчик, береги себя, — только и сказал он.
Гонсало взлетел в седло и наклонился, опираясь ладонью на плечо возлюбленного.
— Не тревожься за меня, — сказал он, улыбнувшись своей обычной открытой улыбкой, — я немного поохочусь и вернусь к вечеру или к завтрашнему дню.
Он коснулся губами губ Анхеля, выпрямился в седле и тронул коня.
Прошло десять лет без малого с тех пор, как волей Провидения и безгранично любящего сердца Гонсало Гонсалес из дома Лара получил вторую жизнь. С тех пор жил он в загородном доме своего возлюбленного, оберегаемый им от всего света. Дозволено было ему только ездить на охоту да в одежде паломника с закрытым лицом посещать столицу по праздникам. В город обычно его сопровождали Виара с Гальве, ставшие ангелами-хранителями молодого Лара. Остальное время он проводил либо в библиотеке, которую Анхель перевез из своего основного дома, либо же беседуя с мудрым Сафи, ученым, астрономом и лекарем, некогда выхватившим его из когтей смерти.
В эту поездку на охоту он отправился один. Нужно было как-то отвлечься от невеселых мыслей, что все чаще посещали Гонсало Гонсалеса. Пленник собственной несдержанности, ставшей причиной гибели братьев, заложник своей любви, он медленно, постепенно погружался в личный ад. Всё более одиночество и тоска снедали молодого кастильца. Гонсало любил Анхеля всем сердцем, всей душой, но участь птицы в клетке, пусть и клетка эта была золотой, медленно сводила его с ума, как и мысли о том, что он так и не сумел найти способ отомстить убийце братьев.
Так в глубоких раздумьях Гонсало ехал по едва заметной тропе, ведущей сквозь густой лес. Шум битвы он услышал не сразу, погруженный в собственные невеселые думы. Лишь когда конь его ступил на ярко освещенную солнцем поляну, Гонсало сообразил, что находится на боле боя. Сердце его загорелось при виде стаи бродяг, медленно окружающей двоих, одетых, как знатные сеньоры. Старший выглядел воспитателем или дядькой младшего, которому на вид было не больше десяти лет. Однако с кривыми мавританскими саблями оба управлялись на редкость умело. У ног мальчишки уже лежало два трупа, третий отползал, воя от боли и держась за пах.
— Ах вы, твари! — рявкнул Гонсало, направляя коня прямо в гущу бродяг. Его жеребец топтал врагов могучими копытами, а сабля рассекала тела, рубила конечности, словно превратившись в продолжение руки. Гонсало дышал этой схваткой, на какое-то мгновение превратившись в себя прежнего, бесшабашного мальчишку, лишенного страха смерти. И бродяги побежали, бросив умирающих и мертвых, выкрикивая проклятия и ругательства.
Гонсало спрыгнул с коня и подошел к спасенным. Высокий мужчина почтительно приложил руку ко лбу, губам и груди в мавританском приветствии.
— Благодарю вас, благородный сид, — сказал он. — Не будь вас, мы с моим господином не выбрались бы живыми из этой переделки.
— Кто вы и что делаете здесь одни? — Гонсало смотрел на мальчишку, который умелым движением перерезал глотку раненому убийце. — Эти места кишат бродягами и подонками.
— Быть может, тогда нам стоит покинуть это место? — мавр кивнул на лошадь, тревожно прядавшую ушами, но не уходившую с поляны.
— Вы правы, — Гонсало подошел к лошадке, которая тут же тревожно захрапела и попыталась встать на дыбы.
— Нет, благородный сид, — мавр улыбнулся. — Захра подчиняется только моему господину и никому больше.
Мальчишка подошел к Гонсало и отвесил короткий поклон.
— Благодарю вас, сеньор. Не соблаговолите ли назвать ваше имя? — голос его прозвучал резко, как крик ночной птицы. Гонсало вздохнул.
— Вы можете звать меня Лус дель Соль, — сказал он. — Идемте, вам нужно передохнуть и привести себя в порядок, прежде чем вы поедете дальше. Здесь недалеко есть лесной домик, где обычно отдыхают охотники.
До домика они добрались довольно быстро. Лошадь Дамира, так звали воспитателя, угнали разбойники, но Гонсало усадил его на круп своего Гнева. Юный Мударра лихо гарцевал на своей лошадке. При виде него сердце Гонсало почему-то сжималось от странной нежности и теплоты. Что-то удивительно милое было в лице мальчишки, родное, от чего хотелось обнять его и прижать к сердцу.
Пока Дамир раскладывал огонь в небольшом очаге и наливал воду в стоящий тут же котелок, маленький Мударра, видимо, уставший от схватки и поездки, свернулся калачиком на застеленной шкурами тахте и уснул. Гонсало укрыл его своим плащом и подошел к мавру, который кинжалом строгал сушеное мясо в котел.
— Красивый ребенок, я вижу в его лице черты кастильца и мавра, — сказал он, присев рядом с Дамиром. — Чьё он дитя?
— Сын моей госпожи, Арлахи, родной сестры Аль Мансура, повелителя правоверных, — ответил Дамир, подвешивая котелок на железный крюк над очагом. — А отец его — лучший из кастильцев, благородный дон Гонсало Густьос.
Свет померк перед глазами Гонсало, когда он услышал имя отца. Должно быть, он побледнел, потому что Дамир с тревогой сжал его плечо.
— Что с вами, благородный сид? Вы выглядите так, словно решили расстаться с жизнью.
Гонсало медленно вдохнул, пытаясь отогнать морок беспамятства. Слишком сильным было потрясение.
— А вы, — спросил он мавра, — кому служит ваше сердце?
— Мударре, — Дамир с нежностью взглянул на мальчика, который мирно посапывал, свернувшись клубочком. — Я люблю его мать, да благословен будет день и час её рождения. Но не бывает так, чтобы сочетались орлица, госпожа всех птиц, и простой ворон, как не бывает того, чтобы владычица вышла замуж за слугу. И вся моя любовь, вся моя жизнь принадлежит теперь моему маленькому господину, крови от крови её. Аллах послал мне его в утешение, взамен тех сыновей, что никогда у меня не будет.
— Твоя преданность мальчику прекрасна, — кивнул Гонсало, — но почему вы ехали одни? И куда держите путь через эти земли?
— Мы оторвались от основного отряда, потому что Мударра решил поохотиться, — Дамир говорил вполголоса, чтобы не потревожить ребенка. — С нами двести добрых воинов из числа рыцарей владыки Аль Мансура. Все они сопровождают нас к отцу моего господина, к дону Гонсало Густьосу, в его замок. Мы должны были встретиться на границе Кастилии, у развалин старой стены. Но что с вами, сид?
Гонсало сжал руки, глядя в честное красивое лицо сидящего перед ним человека. Как ни хотелось ему довериться Дамиру, всё же он удержался от того, чтобы нарушить слово, данное Анхелю.
— Быть может, вы узнаете позже, — сказал он, глядя в темные глаза мавра. — Я провожу вас до границы, но попрошу об одной услуге.
— О чем угодно, сид, — кивнул Дамир.
— Вы должны молчать о том, что видели меня. Скажете, что сами спаслись.
Мавр пристально взглянул на молодого рыцаря.
— Я не стану допытываться, мой сид, что заставляет вас помогать нам. Благослови вас Аллах за то, что спасли моего мальчика.
Гонсало бросил взгляд на сладко спящего Мударру и грустно улыбнулся. Почему-то вдруг на душе у него стало так светло и спокойно, как не было последние десять лет.
Лишь к вечеру следующего дня он вернулся домой, и Анхель, встревоженный долгой его отлучкой, был поражен тем светом и радостью, которыми буквально светился Гонсало.
— Я не стану расспрашивать тебя ни о чем, мой мальчик, — сказал Анхель, приветствовав возлюбленного, — мне достаточно того, что я вижу свет счастья в твоих глазах.
— Пути Всевышнего странны, — ответил ему на это Гонсало, целуя в улыбающиеся уста, — и мы не знаем иной раз, куда они ведут нас. Но суд Его всегда справедлив. Обними меня, Анхель, ибо сегодня Господь дал мне шанс исправить некогда сотворенное зло.
Встретивший их у входа в спальню Виара затворил за ними дверь и улыбнулся своему возлюбленному, что разделял с ним стражу.
Боль пронзила Альмансора,
И красавицу сестрицу
Он послал для утешенья
К старцу пленному в темницу.
Так прониклась мавританка
Милосердной этой ролью,
Так успешно дон Гонсало
Справился с жестокой болью,
Что родился сын Мударра,
Мститель за инфантов Лара.
Романсеро