[alloret]

14.08.2014 в 21:29

Пишет  fandom Zorro 2014:

fandom Zorro 2014. Level 2. Миди: гет, слэш

Название: Сердца трех Автор: fandom Zorro 2014 Бета: fandom Zorro 2014, анонимный доброжелатель Размер: миди, 8660 слов Пейринг/Персонажи: Диего де ла Вега/Энрике Санчес Монастарио, Энрике Санчес Монастарио/НЖП Категория: слэш, гет Жанр: юст, ангст, приключения, херт-комфорт Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Диего де ла Вега, волей короля Испании теперь правитель Лос-Анджелеса, совершает поездку по новым владениям. В каменоломне, среди потерянных душ он находит человека, который, казалось, исчез из его жизни навсегда: Энрике Монастарио, бывшего команданте Лос-Анджелеса. Канон: диснеевский сериал 1957 года Скачать: в формате: .doc | .txt | .fb2 | .epub | .pdf Для голосования: #. fandom Zorro 2014 - "Сердца трех" — Прошу сюда, сеньор де ла Вега, — дон Гарса подобострастно улыбнулся, указывая на узкую мощеную дорожку, ведущую в котлован. — Это здесь. Вы также можете выбирать людей для тяжелых работ на полях и на благо Реина де Лос-Анхелес. Диего тронул коня и стал спускаться вниз. Стук отбойных молотков становился все громче. Дон Алехандро предпочел остаться наверху и тихо переговаривался с сопровождавшим их королевским посланником. Диего ехал, глядя на тени людей, тут и там дробившие скалу, на тех, кто оттаскивал камни к тележкам. Волей короля, которому семейство де ла Вега оказало некую неоценимую услугу, упомянутому семейству были предоставлены земли к северо-западу от Реина де Лос-Анхелес, и даровано освобождение от налогов сроком на двадцать лет. По протекции невесты его величества, чью жизнь спас молодой Диего де ла Вега, они получили пожизненное наместничество над здешними землями. Каменоломни в двадцати милях к западу входили в собственность города, а значит, находились под началом у дона Диего. Туда обычно ссылали тех, кого хотели уморить в течение года, потому что дольше тут никто не жил. Скудная еда и невыносимый зной вкупе с тяжелой работой быстро высасывали жизнь из попавших в этот ад бедолаг. В стук сотен молотков вплетались странные звуки. Диего прислушался. Доносились они из-за горы отработанной породы. Свист кнутов, сдавленные стоны, рычание, удары. Диего не раздумывая направил коня к месту экзекуции. Разумеется, он знал, что сюда ссылали лишь преступников и убийц, но не мог не попытаться как-то облегчить участь несчастных. Для начала хотя бы прекратить истязание. — Сеньор, там только отъявленные бандиты и негодяи! — залебезил сопровождающий. — Взгляните вон туда, там свежие, только что поступившие люди. Они сильны и смогут... — Матерь божья! — невольно вырвалось у Диего при виде человека, распростертого на плоском камне и прикованного цепями. Дыхание у него перехватило, когда он понял, кто перед ним. Всего десять месяцев минуло с тех пор, как Монастарио увез королевский посол. Диего никогда не думал, что станет сожалеть о нём, но сердце болезненно заныло, когда капитана уводили солдаты. Он не мог понять этого, понять тех чувств, что обуревали его при каждом воспоминании. И долгое время в навязчивых снах Диего преследовал полный гнева и боли взгляд Монастарио. Этот взгляд невозможно было не узнать. И Диего застыл, словно оглушенный, глядя на истерзанного человека, чьи синие глаза по-прежнему полыхали яростью. Нет, даже не человека, а его призрак, тень. Он почти не видел двоих палачей, поочередно опускавших на грудь заключенного черные жала кнутов. Только силуэты. И пылающие синие глаза. — Прекратить! — рявкнул Диего, так что эхо прокатилось по всей каменоломне. Спрыгнув с коня, он оттолкнул сопровождающего и впился взглядом в несчастного. Несомненно, перед ним был Энрике Санчес Монастарио. Он был изможден, на теле не осталось живого места, грудь была исполосована, но в синем взоре горело неистовое желание жить. Диего стиснул зубы, подавляя дрожь. Когда ему это удалось, он обернулся к сопровождающему. — Дон Гарса, велите расковать этого человека. Он мой, и я забираю его! — Но дон Диего! — Гарса заломил руки. — Он трижды сбегал. Трижды его ловили. Вчера он попытался бежать в четвертый раз. На нем даже клеймо поставить негде! — Дон Гарса, мне бы не хотелось напоминать вам, но здесь приказываю я, — Диего окинул его таким взгядом, что тот попятился, словно натолкнувшись на острие шпаги. — Снять цепи! — дрожащим голосом велел Гарса. Монастарио расковали, но он не шелохнулся, лишь мелкими глотками хватал воздух. Диего склонился над ним, коснувшись изувеченной груди. — За что его так жестоко наказали? — он едва сдержал рычание. — Так делают когда хотят убить! — Д-дон Д-Диего... — на Гарсе не было лица, — этот человек пытался бежать. Он едва не убил дона Висенте! Огрел его кандалами по голове так, что бедняга до сих пор лежит в постели, на попечении супруги. — Это, по-вашему, причина подвергать кого-либо столь чудовищному наказанию? — холодно осведомился Диего. Гарса, изрядно напуганный, отступил, опасаясь еще сильнее разгневать наместника. Диего убрал слипшиеся от пота и крови пряди волос со лба пленника, который смотрел на него, по-видимому, не узнавая. — Пить... — прошептал тот едва слышно. Отцепив от пояса флягу с водой, Диего осторожно влил немного в приоткрытый рот. Монастарио глотнул и сам потянулся к фляге. Вскоре в ней не осталось ни капли. — Капитан, — обратился к нему Диего, от души надеясь, что передышка и вода вернут несчастному способность мыслить. — Капитан, вы сможете встать? — Вега... — Монастарио говорил с трудом, голос его был слаб, как у умирающего, — дайте мне... руку... пожалуйста... Диего сжал его худую, похожую на птичью лапу руку и ощутил слабое пожатие. Потянув, он помог Монастарио сползти с камня. Капитан стоял, шатаясь, и смотрел на него, словно на призрака. — Это правда вы? — спросил он. — Да, это я, — Диего скрипнул зубами, — обопритесь на мое плечо, капитан. Я забираю вас отсюда. Монастарио еле держался на ногах, но с упрямством, достойным лучшего применения, продолжал плестись сам, отвергнув помощь спасителя. Он даже сам взобраться в седло, хотя на это, по-видимому, ушли последние его силы. Диего вскочил на коня позади него, обхватив и поддерживая одной рукой. Когда пальцы его касались ран от кнута на животе, молодого кабальеро передергивало. Он старался вести коня осторожно, чтобы не трясти и без того чуть живого капитана. Реакцию дона Алехандро на появления Монастарио описать можно было единственным словом. И слово это было коротким, ёмким и совершенно непечатным. Лишь аристократическое воспитание заставило старшего де ла Вегу сдержаться. — Матерь Божья, Диего, это же... — Да, отец, — Диего кивнул, — это он. И я забираю его отсюда. — Он был здесь?! Как это возможно? Ведь его преступление не было настолько... — Жизнь — странная штука, отец, — Диего скрипнул зубами. — Кому, как не тебе, знать об этом. — И что ты собираешься сделать? — покачав головой, спросил сеньор Алехандро. — Поговорим по пути, — Диего снял с седла отцовского жеребца короткий шелковый плащ. — Я возьму это на время. К тому времени, как они добрались до Реина де Лос-Анхелес, уже стемнело. Дон Гарса распрощался с ними у большой дороги, ведущей к городу, выразив надежду, что здравие дона Диего будет добрым, и что заключенный не причинит ему хлопот. Впрочем, сейчас Монастарио не причинил бы хлопот и мухе, поскольку лежал без сознания, укрытый плащом дона Алехандро. Возле города Диего придержал коня, поравнялся с доном Алехандро и положил руку ему на плечо. — Прошу тебя, отец, не сердись. Отправляйся домой и отдыхай. И пойми, поступить иначе я просто не мог. Дон Алехандро покачал головой, с грустью глядя на Диего. — Я не сержусь, сын мой. Капитана Монастарио вряд ли можно было назвать хорошим человеком, но такой участи он не заслужил. Я понимаю тебя и твоё желание помочь. Но помни, теперь ты — наместник этого города и земель. А это значит, что никакие подозрения и ничто дурное не должно касаться тебя. Я лишь надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Поезжай. Я пришлю Бернардо тебе в помощь. — Не стоит, отец. Я справлюсь сам. Да и незачем кому-либо знать, что капитан вернулся. И прости, я правда не мог поступить иначе. Гасиенда "Крыло ангела", подаренная Диего королем, располагалась в получасе спокойного хода от города. Раньше она принадлежала знатному поселенцу. Но однажды идальго, прибывший с визитом к своим друзьям, обнаружил, что все её обитатели мертвы. Очевидно, на гасиенду напали грабители, коих в тех местах промышляло в изобилии. Погибших похоронили, а усадьба отошла короне и постепенно ветшала. Однако дом, сложенный из белого камня, и пристройка для слуг были в хорошем состоянии. Только деревянные части пострадали от древоточцев. Сюда Диего и привез Монастарио. Неподалеку от усадьбы он ещё раньше приметил заросли опунции, уже начавшей плодоносить, так что с едой сложностей не было. Колодец во дворе был полон чистой холодной воды. Монастарио был без сознания, и Диего пришлось перенести его в дом на руках. Это оказалось нетрудно, капитан страшно исхудал. На втором этаже находилась спальня, вполне в приличном состоянии, разве что постельное белье изрядно обветшало. Но выбирать пока не приходилось. Диего разжег огонь в камине и поставил греться воду в найденном на кухне котелке. Нужно было промыть раны Монастарио и обработать их, приготовить поесть. Пока вода закипала, он спустился вниз и принес ещё полное ведро, прогулялся до кактусовой делянки, срезал уже созревшие плоды и сложил их в деревянную чашку. Когда он вернулся в спальню, то обнаружил, что Монастарио очнулся и пытается встать с кровати. Диего поставил чашку на трехногий столик, налил в кружку воды и подошел к постели. — Вот, попейте. Монастарио пил медленно, с наслаждением, стараясь не пролить ни капли. Опустошив кружку, он облегченно вздохнул и пристально взглянул на Диего. — Зачем я вам? — голос его был все еще слаб, но в нем к удовлетворению Диего зазвучали прежние упрямые нотки. Диего пожал плечами. — Странный вопрос. Мы никогда не были врагами, капитан, что бы вы ни думали. У нас случались разногласия, но я никогда не ситал, что вы заслуживаете подобного. Думаю, я ответил на ваш вопрос? Теперь ответьте вы на мой. Чуть помедлив, Монастарио кивнул. — Почему вас сослали на рудники? Это ведь казнь для... — Диего замялся, не зная, как продолжить. — Для простолюдинов, — капитан криво усмехнулся, — и для тех, кого моли бы просто милосердно казнить либо либо выслать из страны... Будь у них подходящая родословная. — Но ваше происхождение... Монастарио прикрыл глаза, словно решая что-то для себя. Потом заговорил медленно, сквозь стиснутые зубы. — Я — ублюдок благородного испанского гранда. Да ещё вдобавок от английской шлюхи, — он насмешливо посмотрел в глаза ошеломленному Диего. — Чтобы получить королевское снисхождение, нужна была всего лишь достойная кровь. И заступничество отца, который позабыл о моем существовании сразу после того, как сплавил меня монахам. Для выродка вроде меня, от которого отказался даже родной папаша, смягчения приговора быть не могло. Диего тряхнул головой. Сын англичанки и испанца! Вот откуда эти синие глаза, эта жизненная сила, несгибаемая воля, кипящая в Монастарио. И отчаянная жажда признания и власти. Для бастарда, воспитанного при монастыре, путь военного был единственной возможностью подняться, получить власть, что-то доказать себе и бросившему его отцу. И Монастарио до последнего бился за свое место, за то, чего достиг благодаря собственным усилиям и способностям. Диего смотрел на его осунувшееся лицо и думал, что ему-то самому всегда все давалось легко, не приходилось зубами выгрызать у жизни каждый миг. — Вам лучше прилечь, капитан, я промою ваши раны и обработаю их. — Зачем? Ваше милосердие не слишком уместно после того, как... — Это не я вызвал вице-короля в Реина де Лос-Анхелес, — Диего прикусил губу. — И это не милосердие... вы нужны мне, капитан. Монастарио посмотрел на него, и от этого взгляда у Диего внутри всё оборвалось. — Зачем? Ответьте прямо, и я приму вашу помощь. — Мне... нужны ваши способности, — Диего старался говорить спокойно. — Я — новый наместник в этом городе. И мне необходим капитан для моего гарнизона. Гарсия неплохой солдат, но доброе пиво и вкусную еду он любит куда больше службы. Только бы не выдать себя! Только не выдать. Но как же это тяжело, когда на тебя смотрят эти глаза. Монастарио чуть наклонил голову. — Вы наместник? — усмехнулся он. — Как интересно! Диего поднялся и отошел к котелку, где уже кипела вода, пытаясь справиться с охватившей его дрожью. — Я ответил вам. Теперь будьте добры, дайте мне промыть ваши раны. Монастарио с трудом вытянулся на постели. Диего зажег несколько свечей, найденных внизу, в шкафчике для утвари. Расставив их на столе и полке, он наконец-то смог как следует осмотреть своего подопечного. Сердце его сжалось при виде глубоких гноящихся ран, покрывавших тело капитана. Он не знал, как прикоснуться к ним, не причинив сильной боли. Но вопрос решил сам Монастарио. Он с усилием сел, отобрал у Диего кусок фланели, миску с горячей водой, и принялся смывать засохшую кровь с груди. Тем временем Диего нарезал плоды на небольшие ломтики и опустил в кипящую воду. Вернувшись к кровати, он обнаружил, что Монастарио уже успел промыть грудь и плечи. Сменив воду и очистив тряпку от крови и гноя, Диего принялся за спину капитана. — Можете нажимать сильнее, — усмехнулся Монастарио, поворачиваясь так чтобы ему было удобнее, — я все-таки не нежная сеньорита, а солдат. И более чем привычен к боли. — Над вами здорово поработали, — скрипнул зубами Диего, осторожно очищая самую глубокую рваную рану, тянувшуюся вниз от лопатки по ребрам. — Судя по всему, вы были строптивым заключенным. Монастырио хмыкнул. — Я мог бы получить место подле начальника каменоломни... в обмен на некоторые услуги с моей стороны. Вместо услуг ему достался вполне неплохой удар в челюсть, и он провел ночь в объятиях собственного ковра. Это была первая попытка побега. Диего невольно улыбнулся этой короткой и емкой исповеди. — А другие две? — спросил он, дочищая рану и принимаясь за следующую. — Поднимите, пожалуйста, руку, рана длинная... Монастарио послушно завел руку за голову. Острый запах пота резанул по каким-то потаенным ниточкам в мозгу. От него кружилась голова и дикое, всесокрушающее желание сметало все барьеры. Диего стиснул зубы, борясь с этой жаждой, сводящим с ума желанием вдохнуть поглубже, удержать в себе терпкий дух дикого зверя, не прибитый даже запахом крови и гноя. Однако он каким-то чудом сдержался, обмакнул тряпку в миску, выжал и принялся очищать рану, низко склонившись, чтобы чувствовать этот будоражащий запах. Отчего-то подумалось, что духи сеньориты Торрес никогда не будили в нем таких странных чувств. — Зорро... — донесся до него словно из невообразимого далека голос Монастарио, — я цеплялся за мысли о нем. Я думал, что это вы. И до сих пор считаю, что вы и есть Зорро, и что я не ошибся тем проклятым днем. Диего застыл, держа тряпку прижатой к ране. Ему не сразу удалось совладасть с собой — свирепый, горький звериный запах мешал сосредоточиться. Диего отстранился, потянулся к миске с водой. — Что заставляет вас так думать, капитан? — медленно, нарочито безразлично спросил он. — Прекратите звать меня так, — огрызнулся Монастарио, продолжая, впрочем, сидеть неподвижно, с закинутой за голову рукой. — По вашей милости и по милости вашего идиотского альтер-эго я уже давно не капитан. — Вы не ответили... — Вам удалось провести дона Эстебана Галарзу, но меня вы не обманете. Прежде, чем влезать в одежду Зорро, вам стоило бы смыть духи. Те самые духи, которыми всегда пользовался сеньор де ла Вега. Вы были единственным, от кого так пахло. Диего закрыл глаза, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Монастарио продолжал сидеть вполоборота, чуть повернув голову, так чтобы видеть его краем глаза. — Вам больше нет нужды лгать, Вега, — устало произнес он, — я никуда не уйду, и прикончить вас сейчас у меня сил не хватит. Хотя видит Бог, у меня чешутся руки... Диего принялся полоскать тряпку, отжимая ее снова и снова. — Убить меня? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал насмешливо. — О нет, это было бы слишком просто, — усмехнулся Монастарио. — Вы долго морочили мне голову. По вашей вине я угодил на рудники... с которых вы же меня и спасли по какой-то своей дурацкой прихоти. Впрочем, прихоти благородных сеньоров всегда имели цену. И какую цену должен буду заплатить я за свое спасение? Дыхание его сбилось, в груди что-то клокотало. Диего осторожно взял его поднятую руку и опустил её, коснувшись тряпицей кровоточащей раны на плече. Теперь они были лицом к лицу. — О цене поговорим в другой раз. А сейчас мне интересно знать, что бы сделали вы, окажись я в вашей власти? — тихо спросил Диего, глядя в бешеные синие глаза. — Что вы сделали бы... мой капитан? Несколько мгновений они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Потом Монастарио дернулся, резко отведя взгляд. — Я сделаю это, когда поправлюсь, не раньше. Когда у меня будет достаточно сил... — И всё же? — Когда я учился в военной школе, там бытовала поговорка: "Если желаешь рассмешить Господа, то поведай ему о своих планах". — Хорошо... каковы бы ни были ваши планы, капитан... простите... Энрике... не могли бы вы встать и снять эти мерзкие лохмотья? Монастарио медленно поднялся с постели. Какое-то время он смотрел на Диего, затем повернулся к нему спиной и, поддев пальцами остатки штанов, больше похожие на набедренную повязку, спустил их вниз. Тряпье грязным комком упало к его ногам. У Диего перехватило дыхание при виде кровоподтеков на поджарых ягодицах. В груди стало жарко и тесно. Кое-как он заставил себя вновь обмакнуть тряпку в воду и принялся обтирать поясницу, узкие бедра и зад. Диего слышал хриплое прерывистое дыхание Монастарио и бешеное биение собственного сердца. Больше всего ему хотелось отбросить тряпку и прижаться лицом к покрытой старыми рубцами и потемневшей от кровоподтеков пояснице. Странное желание для благородного дона, вроде как обязанного испытывать интерес только к прекрасным сеньоритам, а никак не к избитому вояке паскудного происхождения. — Мне повернуться? — услышал он язвительный голос Монастарио. — Боюсь, правда, ваша челюсть куда крепче, чем у начальника каменоломни. А я куда слабее, чем был тогда. Диего вскочил, опрокинув миску, и отбросил тряпку. Щеки его горели. Унизительные слова капитана раскаленным металлом обожгли сердце. Но он нашел в себе силы усмехнуться прямо в синие сумасшедшие глаза обернувшегося к нему Монастарио. — Боюсь, вы не так меня поняли, — Диего мастерски изобразил томную манеру речи изнеженного аристократа, — я не покушаюсь на вашу невинность, капитан. И уж тем более не стремлюсь занять в вашем сердце место незабвенного начальника каменоломни. Я лишь не хочу, чтобы вы сгнили заживо от гноя, крови, грязи и вшей, которые уже ползают по мне и по этой злосчастной кровати, словно крокодилы. Фи! Несколько секунд Монастарио смотрел на него широко раскрытыми глазами, а потом со стонущим хохотом опустился на постель. Его смех перешел в судорожный кашель, и обеспокоенный Диего присел рядом, положив руку ему на лоб. — Я принесу вам воды. Лежите спокойно, иначе не доживете до дня, когда сможете перекинуть меня через колено. Монастарио тяжело дышал, в груди у него по-прежнему клокотало и булькало. — Да... это то, что я много раз хотел сделать, — пробормотал он. Выпив ещё две кружки воды, Монастарио вытянулся на постели и закрыл глаза. Диего потушил все свечи кроме одной и отошел к камину, подбросить дров. Затем проверил варево в котелке и снял его с огня. Размяв несколько кусочков плода опунции, он смешал это месиво с небольшим количеством кипятка, немного остудил и выложил в деревянную плошку. — Проснитесь, — позвал он Монастарио, сев на край постели, — съешьте это, а потом ляжете. — Черт бы вас побрал, Вега, — впрочем, в голосе капитана не было злости, лишь усталость. Несмотря на не слишком вежливый тон, он с видимым удовольствием съел содержимое плошки. Затем покосился на Диего. — Теперь вы позволите мне поспать? — Доброй ночи, капитан. — Возможно, мне следует опасаться вашего присутствия в этой постели, сеньор де ла Вега? — ядовито прошелестело уже с подушки. Диего не сумел сдержать улыбку. — Спите спокойно, мой капитан. Вашей невинности ничто не угрожает. — Приятно слышать, — ехидно откликнулся Монастарио. — Недоброй вам ночи и неприятных снов. Диего кое-как пристроился на другом краю кровати. Поначалу он думал лечь внизу, но побоялся оставлять Монастарио одного. Он долго вслушивался в хриплое прерывистое дыхание, в лай койотов вдали и совиное уханье. Ему не спалось. Было ощущение нереальности происходящего, нереальности собственных чувств. Лежа в полумраке, Диего пытался понять, как так случилось, что капитан стал для него не врагом, а... кем-то большим. Так ничего и не придумав, сморенный усталостью, он все же сумел немного подремать, но сон его был зыбким. В какой-то миг он ощутил прикосновение к губам и в полузабытьи чуть повернул голову навстречу поцелую. Ощущение исчезло также, как появилось, и уже погружаясь в забытье, Диего решил, что это был просто осколок прекрасного сновидения. Новый день принес новые хлопоты. Проснувшись, Диего обнаружил, что у Монастарио жар. Видимо, измученный организм пережигал давно уже зревшую болезнь. — Дайте мне слово, что не попытаетесь бежать. Он налил чистой воды в глиняный кувшин и вместе с кружкой поставил на столик у кровати. Монастарио облизал запекшиеся, потрескавшиеся губы. Выглядел он не лучшим образом, и сердце Диего сжалось от тревоги. — И вы поверите на слово? Диего серьезно кивнул. — При всех ваших недостатках, мой капитан, у вас есть собственный кодекс чести. Я могу лишь надеяться, что вы не утратили его во время заключения. Дайте мне слово, что не уйдете отсюда. Я должен съездить в город, привезти еды и лекарств, одежду для вас и ножницы с бритвой. Монастарио слабо улыбнулся. — Даю слово, что не уйду никуда, — тихо произнес он. — Разве что выйду по нужде во двор. Диего покачал головой. Смочив несколько чистых тряпиц в холодной воде, он приложил их к пылающему лбу и груди Монастарио. — Я вернусь как можно быстрее. Постарайтесь менять примочки по мере подсыхания. Надо сбить жар. Диего вышел с неспокойным сердцем, оседлал коня и погнал его к городу. "Надо будет взять Торнадо", — подумал он. Все равно капитан раскусил его. А с Торнадо на дорогу понадобится втрое меньше времени, даже если ехать окружным путем. Отец встретил его сумрачным взглядом и многозначительным молчанием, но Диего даже не попытался его успокоить. Торопливо собрав чистые простыни, кое-что из одежды, бритвенный прибор, он сложил всё это в седельную сумку и спустился вниз, на кухню. Здесь его встретил Бернардо, напряженный и испуганный. — Что-то случилось? — напрягся Диего, заметив, что бедняга будто бы не в себе. Бернардо знаком показал, что есть проблема в городе. — С кем именно? Фигура женщины. — Сеньорита Торрес? Бернардо покачал головой. Обозначил кружку, затем развевающуюся юбку. — Танцовщица Пинья? Кивок. — Что с ней? Бернардо торопливо изобразил, как всадник хватает даму, та кричит, отбивается, но её увозят. Диего нахмурился. Этого только не хватало, подумалось ему. Похищение женщины — это уже серьезно. — Есть свидетели? Бернардо покачал головой. — Она единственная похищена? Ответом было ещё более грустное покачивание. Затем Бернардо показал три пальца. Диего скрипнул зубами. Три похищенных женщины. Возможно, будут ещё. А ему нужно быть на гасиенде. Он проглотил готовое сорваться ругательство. — Все три девушки были похищены вчера? Кивок. Диего медленно выдохнул. — Похитителей кто-то видел? Что говорят в городе? Бернардо покачал головой и развел руками. — Ладно. Я выйду через пещеру Зорро и возьму Торнадо. Вернусь через пару часов. Поброди по городу. И да, передай сержанту Гарсии эту записку, — Диего торопливо набросал несколько слов на листке бумаги, посадив две крупные кляксы. Переписывать не стал, посыпал тальком и отряхнул. Бернардо непонимающе взглянул на него, на сумку с вещами и продуктами. Диего вздохнул. — Я потом тебе расскажу. Сейчас мало времени. И для Диего, и для Зорро. Когда он вернулся в гасиенду, то обнаружил Монастарио без сознания на полу спальни. Быстро перестелив постель, Диего поднял его на руки и уложил на кровать. Движение привело Монастарио в чувство. — Какого дьявола и куда вас понесло? — Диего постарался говорить спокойно и ровно, хотя сердце выпрыгивало из груди. Монастарио чуть повернул голову, глядя на него из-под полуопущенных век. — Внизу кто-то был, — пробормотал он, — я слышал фырканье лошадей и плач женщины. Я подумал, что это вы... — Тише, лежите спокойно. Хотите пить? — Да... дайте... Выхлебав кружку воды, капитан немного пришел в себя и смог уже спокойно и более подробно рассказать о событиях последнего часа. — Я услышал внизу ржание и фырканье лошадей. Вначале решил, что это вы зачем-то привели второго коня. Но потом заговорил мужчина... и заплакала женщина. Я слышал звук пощечины. Она умоляла... — капитана передернуло. — Кем надо быть, чтобы поднять руку на женщину... Дальше заговорил другой... велел ей заткнуться, а своему дружку — не портить товар. Не знаю, что на меня нашло. Вы ведь даже оружия мне не оставили... — Но вы все равно потащились спасать женщину, — Диего покачал головой, — я рад, что не ошибся в вас, мой капитан. А теперь лежите спокойно, я дам вам лекарство и оставлю поесть. А дальше уже сеньор Зорро позаботится о несчастных дамах. Монастарио застыл. — С чего вы взяли, что было несколько женщин? Я говорил об одной. — Их было три, — рассказывая, Диего разминал шарики снадобья из ивовой и хинной коры, призванного сбить жар. — Трех девушек похитили вчера вечером из города. В их числе сеньорита Пинья. — Значит, слух не обманул меня, — капитан болезненно усмехнулся, — мне показалось, что я узнал голос Пиньиты. Потому и встал... Диего кивнул, ощутив странный укол неприязни к несчастной девушке. — Она ведь навещала вас иногда, — собственный голос показался ему чужим. Монастарио отвел взгляд, ничего не ответив. Уже внизу, переодевшись в костюм Зорро, Диего отправился во двор исследовать оставленные похитителями следы. В дальнем конце двора он отыскал обрывок нижней юбки, зацепившийся за колючую поросль, отпечатки ног и копыт. Коней подковали в кузне у старого Альберто, индейца-полукровки, и лучшего кузнеца в Реина де Лос-Анхелес. Только он делал треугольный спил на подковах, это был его знак. Поднявшись в спальню, Диего застал Монастарио копающимся в седельной сумке. На столике лежало зеркало и бритвенный прибор. — Не забывайте пить лекарство, — Диего переставил шкатулку на столик и долил воды в кувшин. — Пока повремените с бритьем. Я вернусь и помогу вам. — Нашли что-нибудь? — поднял голову Монастарио. Диего кивнул и вкратце сообщил о своих открытиях. — Мне пришло в голову, — Монастарио устало откинулся на подушку, — от кузни старика идет всего одна дорога, не считая той, что является основной. Она почти заброшена, проходит как раз мимо этой гасиенды, тянется через кардональ и оканчивается у старой серебряной шахты. Быть может, вам стоит поискать там? Диего сжал его руку, не в силах произнести ни слова. — Я делаю это не для Зорро, и не для Диего де ла Веги, — поморщился капитан, выдергивая из его пальцев многострадальную конечность, — а для прекрасной сеньориты, которая всегда была добра к одинокому человеку. Он отвернулся и вытянулся на постели. А сеньор Зорро, надвинув маску, вышел из спальни и спустился вниз, к ожидающему его Торнадо. Напрямик к шахтам был только путь — через кактусовое поле, кардональ. Диего справедливо рассудил, что лишних полчаса ничего не решат, поэтому направил Торнадо в объезд. Солнце было на полпути к зениту. По такому пеклу никто не рискнул бы ехать. Потому логично было предположить, что похитители будут пережидать до вечера в укромном месте. И поблизости было единственное такое укрытие — то, что указал Монастарио. Диего спрашивал себя, сколько бы потерял времени, расспрашивая Альберто, который, вполне возможно, мог и не знать, кем были его клиенты. Возможно, негодяи успели бы совершить ещё налет и похитить новых девушек, благо, в городе не было недостатка в прекрасных сеньоритах как низшего, так и высшего сословия. Диего пришпорил коня, заодно проверив у пояса пистолеты. Это были особые пистолеты, изготовленные по специальному заказу гениальным оружейником Варгасом. Для перезарядки их было достаточно опустить дулом вниз и легонько тряхнуть. Они не раз спасали жизнь Диего де ла Веге, теперь им предстояло помочь сеньору Зорро спасти похищенных женщин. Шахта располагалась в небольшом каньоне, густо заросшем колючим кустарником и опунцией. Когда-то здесь процветал маленький городок, но постепенно серебряные рудники иссякли, и люди перебрались в Лос-Анхелес, где теперь жили их потомки. Здесь было почти идеальное убежище. Местные сюда не ходили, считая шахту обиталищем нечисти, а для благородных донов это были всего лишь старые заброшенные развалины. Диегонаправил Торнадо к обломкам стены неподалеку от каньона, завел в тень и велел ждать сигнала. Сам же снял плащ, который стал бы помехой в колючих зарослях, свернул его и, перекинув через локоть, принялся спускаться ко входу в шахту по едва заметной тропке. Внутри было темно, пыльно и прохладно. Диего, видевший в темноте как кошка, некоторое время постоял с закрытыми глазами, затем открыл их и двинулся вперед по основному ходу. Он вслушивался в звуки, среди которых пока не было ничего необычного — поскрипыванли обветшалые сваи, где-то сыплался песок, шелестели бегающие по стенам ящерицы. Становясь сеньором Зорро, Диего менялся до неузнаваемости. Он начинал двигаться бесшумно, чуял на расстоянии малейшие дуновения и ощущал дрожь земли, если в миле от него проезжал всадник. Из глубины левого коридора сквозняк принес легкий аромат духов, и Диего, не раздумывая, устремился туда. На всякий случай он вытащил один пистолет, а в другой руке зажал шпагу. Идти пришлось недолго, уже шагов через десять его острый слух уловил слабые женские всхлипы. Диего прибавил ходу и скоро очутился прямо перед спуском в штольню, откуда и раздавались звуки. — Сеньориты, — тихо позвал он, различив на дне штольни три сгорбленные фигуры, — вы слышите меня? — Кто там? — слабый, охрипший от слез голос трудно было опознать. — Это Зорро. Сеньориты, я протяну вам плащ и подниму наверх. — Зорро, — плач резко прервался, сменившись радостными возгласами. Диего закрутил плащ жгутом и сбросил вниз, держа за конец. Девушки немного поспорили, кому лезть вперед, но вскоре первая уже вздрагивала в его объятиях. Усадив её поодаль на камень, Диего вызволил из каменного мешка остальных. — А теперь, сеньориты, будьте любезны подчиняться мне во всем, — серьезно произнес он. — Похитившие вас люди где-то поблизости, и они опасны. Я спрячу вас неподалеку отсюда, и постарайтесь не привлекать внимания бандитов. Вот, возьмитесь за плащ и не выпускайте его из рук. Я вас выведу. Девушки дружно вскочили, выстроились гуськом, вцепившись в упомянутый плащ, и на цыпочках поспешили за своим спасителем. Торнадо всхрапнул и удивленно покосился на хозяина, появившегося словно из ниоткуда, да ещё в сопровождении трех девиц. Диего устроил спасенных сеньорит под охраной верного коня, приказав сидеть смирно и не казать носа, пока он сам не позовет. — Сеньорита Пинья, — обратился Диего к самой красивой из трех девушек, очаровательной танцовщице, — вы остаетесь за старшую. Он смотрел на её нежное лица, на большие темные глаза, на высокую грудь, в которой словно горело вечное пламя. Диего мог бы немало порассказать об этом пламени. Прелестная сеньорита Пинья согревала им не только Энрике Монастарио, но и его заклятого врага. Пусть это и случилось уже гораздо позже того того, как капитана арестовали. Ей хватало смелости брать от жизни всё и дарить всю себя своему возлюбленному. Но и дарила она себя только храбрецам. Ибо ухаживания дона Диего сеньорита Пинья хотя и приняла с благосклонной улыбкой, но мягко обозначила границу, когда дело стало близиться к закономерной развязке. Ждать в засаде пришлось довольно долго. Солнце было уже почти в зените, когда вдали появилось облако пыли и двое всадников. Диего наблюдал из своего укрытия, как они подъезжают и спешиваются, привязывают коней у спуска в шахту. Друг за другом они спустились вниз и исчезли в темном проеме. Тогда Диего осторожно отвязал коней и провел туда, где прятались девушки. Усадив двоих на одну лошадь и сеньориту Пинью — на вторую, он велел им скакать без остановки до самого города. Прежде, чем тронуть коня, прекрасная танцовщица наклонилась и запечатлела на его губах жаркий поцелуй. Диего смотрел вслед девушкам, не забывая держать под надзором и вход в шахту. Но все же допустил оплошность. Он не знал, каким образом один негодяй сумел выбраться незамеченным и обойти его. К затылку прижалось холодное острие. — Попалась, лисичка, — прошипел бандит. — Ничего, шлюшек тоже отловим. А вот за тебя получим кругленькую награду! Диего скрипнул зубами и поднял руки. Лиса попалась в капкан. Второй бандит быстро выдернул из-за пояса пленника пистолеты и направил на него. Первый же убрал нож, вытащил из-под пончо тонкую прочную бечеву и крепко связал Диего руки. Затем, всё так же под прицелом пистолетов, его оттащили к небольшому дереву, ствол которого оплетала вездесущая колючка, и привязали к нему так, что при попытке освободиться длинные шипы впивались в тело. — Грязный лис угнал наших лошадей, — бандит, который держал пистолеты, зло сплюнул себе под ноги, — что делать будем, Пако? Где-то тут должен быть его конь. — Спятил? — огрызнулся Пако, выпрямляясь и утирая с лица пот. — Я к этому дьяволу не подойду близко. Как солнце на убыль пойдет, ты останешься тут стеречь его, а я пойду за лошадьми. Они говорили на грубом наречии, что было в ходу у пеонов и метисов, которое Диего отлично понимал, однако сделал вид, что не разобрал ни слова. Он уронил голову на грудь, глядя на собственные обтянутые черным колени, и лихорадочно искал выход. Торнадо. Торнадо — это возможность предупредить. Бернардо? Но что может несчастный Бернардо против двух мерзавцев, вооруженных его пистолетами? Капитан? Резко вскинув голову, Диего пронзительно свистнул. Раз, другой, третий. Громадный черный жеребец с громким ржанием взвился на дыбы, перемахнул через стену и помчался по дороге. Тот бандит, что забрал пистолеты, вскочил, целясь в Торнадо, но облако пыли скрыло коня от него. Выстрелив наугад, он в ярости швырнул оружие наземь. — Остынь, Торо, — хмыкнул Пако, глядя, как незадачливый стрелок рвет и мечет, — это всего лишь конь. — Это конь проклятого лиса, — Торо подошел к пленнику и с силой ударил его ногой в бок. Диего скрипнул зубами, но не шелохнулся. Боль растекалась по телу с каждым ударом сердца, с каждым вдохом. — Ладно, ты карауль, а я пойду воды принесу, — Пако поднялся с валуна, на котором сидел, и двинулся вдоль каньона, к небольшому пролеску, огороженному зарослями опунций. Диего попробовал незаметно растянуть путы на руках, но острые колючки тут же впились в плечи и спину, вспарывая тонкий шелк рубашки. Торо тем временем уселся в теньке, у самой стены, за которой раньше стоял Торнадо. Шло время. Минуты складывалис в часы. Солнце пекло немилосердно. Одетый в черное Диего понимал, что долго не продержится. Голова уже кружилась, в глазах плясали черные точки — предвестие обморока. В груди разливалась противная легкость. Пако принес воду в небольшом козьем мехе, и они с напарником вволю напились. Диего попытался выдавить хоть каплю слюны, но пересохший рот напоминал безжизненную пустыню. — Смотри, — услышал он как сквозь туман голос одного из бандитов, — никак лис сейчас скопытится. — А нам-то что? — лениво ответил другой. — Чай, за труп дадут не меньше, чем за живого. — Тихо... там кто-то есть! — Где? — Там, в кустах. — Так пойди, посмотри! Голоса доносились будто через толстый слой ваты. Диего слушал и не слышал. Что-то ощутимо кольнуло в ладонь. Боль частично вытряхнула его из оцепенения. Пальцы машинально сжались. И тут его словно подбросило. В руке был не шип! То был металл! Только не потерять сознание! — Нет! Спасите! Помогите! — женский плач заставил Диего подобраться. Он старался дышать ровно и действовать четко и быстро, но все же дважды порезался. Впрочем, боль сослужила хорошую службу, удерживая его мутящееся сознание. Пистолеты лежали прямо перед ним. Один бандит сидел на валуне, второй тащил отчаянно упирающуюся Пинью. Диего прикусил губу и чуть подался назад, используя боль как способ собрать волю в кулак. Пинья взвизгнула, повернулась и вонзила ногти в лицо похитителю. Сидевший на камне негодяй вскочил. И тогда Диего пошел ва-банк. Бросив непослушное тело вперед, он схватил пистолеты, повернул их дулами вниз и встряхнул. Услышал далекие щелчки. Поднял пистолеты и выстрелил... Сознание возвращалось медленно. Голову словно обмотали несколькими слоями ткани, звуки сливались в неразборчивый шелест, в котором время от времени пробивались отдельные слова. — Вега, очнитесь! Вега! В ноздри ударил знакомый звериный запах. На лбу лежало что-то прохладное. — Его солнцем перегрело, — далекий всхлип. — Господи, Энрике, что делать? — Он приходит в себя. Тише, не плачь. Лучше придержи ему голову и дай мне мех. К губам прижалось деревянное горлышко, и в рот полилась холодная вода. Диего жадно жадно, чувствуя, как с каждой каплей в тело возвращаются силы. Открыв глаза, он не сразу смог сфокусировать взгляд. Над ним склонились два лица, одно нежное девичье, с мокрыми от слез щеками, другое — заросшее почти до самых глаз, сверкающих синевой. Ветерок пробежался по щеке. Вздрогнув, Диего прижал руку к лицу. — Тебе придется помочь ему сесть на лошадь, — сказал Монастарио, который, судя по всему, держался даже не на силе духа, а на каких-то мистических флюидах. Девушка встревоженно взглянула на капитана, затем обхватила за плечи и прижала к губам горлышко меха. — Похоже, мне придется позаботиться о вас обоих, — сеньорита Пинья шмыгнула носом. — Кто бы мог подумать! Не бойтесь, дон Диего, я никому не скажу про вас. Энрике, давай я сначала посажу тебя, а потом уже сеньора де ла Вегу. На гасиенду они возвращались втроем: Диего и Монастарио верхом на Торнадо и отважная маленькая танцовщица на серой кобыле. Уже возле самой усадьбы Диего обнаружил, что капитан потерял сознание. Сердце его билось едва слышно. Диего, который сам был не в лучшем состоянии, с помощью Пиньи кое-как поднял Монастарио в спальню, уложил на кровать и сам свалился рядом. Расторопная и сообразительная девушка, не задавая вопросов, бросилась за водой, затем разожгла огонь в камине и, пока закипала вода, успела задать корм лошадям. Потом она помогла Диего раздеться и промыла раны от колючек на его спине и руках, смазав их соком какой-то незнакомой ему разновидности кактусов. Боль почти сразу утихла. Вдвоем они обработали открывшиеся раны на теле Монастарио и так же смазали кактусовым соком. Капитан до конца так и не пришел в себя, его снова начало лихорадить. Диего растер несколько шариков хины, смешал их с водой и сумел влить эту горькую смесь в рот Монастарио. Тот закашлялся, застонал, но проглотил. — Что случилось, Пиньита? — спросил Диего, когда усталая девушка подошла к окну, всматриваясь в вечернее темно-синее небо. — Ты ведь уехала с подругами. — Эста и Катарина поехали вперед, а я остановилась, чтобы вытащить камешек из подковы лошади, — девушка нервно перебирала край верхней юбки. — Вдруг вижу, Торнадо летит, я испугалась. Поняла, что с сеньором Зорро случилась какая-то беда. Я как раз была возле гасиенды, когда Торнадо примчался, принялся бить копытами и громко ржать. Словно вызывал кого-то. А потом появился Энрике... Плечи Пиньи заметно дрожали. Она снова шмыгнула носом. — Я глазам своим не поверила. Сердце чуть не остановилось, когда увидела его. Царица небесная, бедный мой, сколько же он перенес... — Пинья стиснула руки. — Энрике увидел меня. Я поджежала, подхватила его, он на ногах не стоял. Я рассказала, как сеньор Зорро нас вытащил из шахты. И тогда Энрике сказал, что что-то не так, что конь бы никогда не прибежал один. И мы решили ехать на выручку... Она замолчала, видимо, собираясь с духом. Диего смотрел на её узкую спину, на тяжелую темную косу, спадающую до ягодиц. — Мы подогнали коней с другой стороны. Энрике сказал, что так безопаснее. Потом я отвлекла внимание этих мерзавцев, а Энрике передал нож. Дон Диего, видели бы вы его, когда он, словно бесплотный дух, плелся через заросли вам на выручку. Я хотела остановить его... боялась, что он умрет... — Вам двоим я обязан больше, чем жизнью, — мягко произнес Диего, приблизившись и положив руки на плечи девушки. Она вздрогнула, отстраняясь. Затем повернулась к нему, подняв бледное, без кровинки, лицо. — Прилягте, дон Диего, — голос её был бесцветным и усталым, — я сделаю для вас отвар, он вернет силы. Ваши раны неопасны, и я больше боюсь за Энрике... Она вдруг села на край постели и горько, безутешно расплакалась. Прошло несколько часов. Диего удалось даже немного поспать. Он проснулся от того, что Монастарио, метавшийся в бреду, задел его рукой. Пинья непрерывно меняла примочки на лбу и груди капитана, по её щекам катились слезы. Диего понимал её. Понимал с того мига, когда она впервые назвала капитана просто Энрике. "Сеньор Зорро" — так она звала его альтер-эго в мгновения пылкой страсти. "Дон Диего" — так вежливо и с ласковой улыбкой раскланивалась с ним самим. А Монастарио был для неё просто Энрике. И Диего кусал губы, представляя себе, как она выкрикивает имя капитана, извивается под его гибким мускулистым телом, как её тонкие пальцы с острыми ногтями царапают его лопатки. Он словно наяву видел поджарые ягодицы, мечущиеся меж разведенных бедер девушки, чувствовал, как смешивается их дыхание и одним протяжным стоном они приветствуют финал. — Тише, тише, Энрике, — шептала девушка, роняя слезы на плечо Монастарио, — всё хорошо, любовь моя. Твоя Пинья с тобой. Диего тоскливо усмехнулся. Женщина всегда остается женщиной. И он в любом случае никогда не сможет дать Монастарио того, что может дать Пинья. Да и любая другая. — Вега... — застонал капитан, заставив Диего подскочить на месте. — Вега... Пинья вздрогнула, бросив на него странный взгляд. — Думаю, мне пора возвращаться в город, — Диего прикусил губу, глядя в сереющее небо за окном, — ты ведь останешься с ним, Пиньита? Девушка шмыгнула носом и отвернулась к столику за свежими примочками. — Конечно останусь, дон Диего, — тихо сказала она. — Только и вы возвращайтесь поскорее. Думаю, вы ему нужнее сейчас, чем я. Меня он не позвал ни разу... Диего обнял её, коснулся губами виска. — Спасибо тебе за всё, Пиньита. Ты ангел. И очень смелая. Она грустно усмехнулась и отерла с его лица пот. Затем снова склонилась над Монастарио и принялась промокать чистой тряпицей открывшуюся рану на груди. Вернуться удалось только следующим вечером. Диего пришлось переговорить с отцом и рассказать о событиях у старой шахты, уладить кое-какие дела с солдатами и отдать распоряжения заместителю, дону Игнасио Риене, достойному пожилому кабальеро и близкому другу дона Алехандро. Диего намекнул, что сеньор Зорро несколько пострадал, спасая девушек, и ему требуется помощь. Но, как понимает дон Игнасио, помощь эта не должна быть явной. Игнасио Риена, уважавший храбрость и мужество и в свое время впечатленный поступками Зорро, полностью с ним согласился. Гасиенда встретила Диего тишиной, и на миг у него внутри все оборвалось. Он взлетел по лестнице наверх и ворвался в спальню. В камине мирно потрескивало пламя, над которым в котелке что-то кипело, источая аппетитный аромат. Пинья посапывала, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в бедро Монастарио. Рука капитана покоилась на её густых волосах. Диего сглотнул подступивший к горлу комок. Монастарио открыл глаза и посмотрел на него. Затем поднял свободную руку, прижал палец к губам и кивнул на спящую девушку. Диего подошел к Монастарио и прижал ладонь ему ко лбу прежде, чем тот успел отстраниться. Лоб был влажный и холодный. Диего зажмурился, чтобы удержать слезы облегчения, резко отвернулся и отошел к камину. Пинья проснулась около полуночи. Всё это время Монастарио лежал неподвижно, чтобы не разбудить ее. Диего поразило его заботливое отношение к девушке из простонародья. Он никогда не думал, что Монастарио способен кого-то любить и о ком-то заботиться. — Прости, Энрике, я уснула, — покаялась Пинья, с беспокойством всматриваясь в лицо капитана и с беспокойством ощупывая его лоб и шею. — Ой, рагу! — Я его доварил и снял, — улыбнулся Диего. Пинья слегка покраснела. — Спасибо, дон Диего, — немного натянуто улыбнулась она в ответ, — я сейчас положу вам поесть. Она сползла с постели и подошла к камину. Диего тряхнул головой. Танцовщица явно опасалась его. Но почему? Вдруг он догадался. И понял, каким же был болваном. Бедняжка была счастлива, что её Энрике вернулся к ней. И до ужаса боялась, что он, Диего де ла Вега, расскажет её возлюбленному, что она делила постель и с сеньором Зорро. — Завтра днем я сбрею эту ужасную бороду, — сказала Пинья, садясь с полной плошкой рагу рядом с Монастарио. — И подстригу эти ужасные космы. Она принялась кормить капитана, который кротко, словно прирученный зверь, брал еду из её тонких пальцев, слизывая с них соус. С трудом оторвав взгляд от этого зрелища, Диего сжал свою плошку и принялся подбирать губами кусочки тушеного мяса и плодов. Сердце его ныло от тоски, от чего-то странного, свербело и мучительно подрагивало. Он кое-как заставил себя проглотить остатки соуса и попросил Пинью помочь ему с лошадьми. Внизу девушка тут же настороженно развернулась к нему, Диего видел, как блестят её глаза. В белом покрывале лунного света она казалась неземным созданием. Диего слабо улыбнулся. — Я только хотел сказать вам, сеньорита Пинья, — тихо произнес он, наклоняясь к ней, — что вам нечего опасаться. Сеньор Зорро — кабальеро, как и Диего де ла Вега, и не станет похваляться благосклонностью прелестной сеньориты перед её возлюбленным. Девушка задрожала, обхватив плечи руками. — Могу ли я доверять вам, дон Диего? — чуть слышно откликнулась она. — Я думала, что никогда больше не увижу Энрике. Я люблю его. И всегда любила. — А сеньор Зорро? Девушка чуть наклонила голову. — Я любила сеньора Зорро. Храбрецы заслуживают любви. Но этого не было бы, если бы... — ...если бы капитан Монастарио оставался в городе, — договорил за неё Диего. — Я знаю, дон Диего, Энрике не любит меня, — Пинья грустно вздохнула, — но я люблю его. Ему я отдала свое сердце и свою невинность. Я ничего не жду от него и хочу просто быть с ним. Столько, сколько отпустит мне Пресвятая Дева. Он ведь из благородных, а я — простая метиска. — Почему вы так уверены, сеньорита, что капитан не любит вас? — этот вопрос дался Диего с большим трудом. Пинья усмехнулась. — Я не слепая, дон Диего. И не глухая. Он был почти мертв, но все-таки пошел спасать вас. Я видела его лицо, когда он подумал, что вы можете умереть. Я поняла, что права, когда он бредил и звал... не меня... вас! Он любит вас! И эта любовь внутри него, в его сердце, в его голове. Закрыв лицо руками, она покачала головой. Диего стоял, словно громом пораженный её словами. Пинья медленно отвела ладони от лица. — Я понимаю... — прошептала она, глядя на Диего, — в него нельзя не влюбиться. Как и в сеньора Зорро... Потому что ведь вы тоже влюблены в него, дон Диего. Вы любите Энрике так же, как и я. И ваше сердце пылает огнем, как и ваши глаза, когда вы смотрите на него. Диего шагнул к ней и сжал её маленькие сильные руки в своих. Пинья с тоскливой улыбкой смотрела на него. — Пусть пока будет так, как есть, — тихо произнес Диего, — пока я наместник Лос-Анхелеса, пока мы трое есть друг у друга. Я клянусь, что буду оберегать и защищать вас, чего бы мне это ни стоило. Девушка погладила его склоненную голову, и Диего благоговейно прижался губами к ее пальцам. Потом они вернулись наверх и застали Монастарио дремлющим. С помощью Диего Пинья быстро сменила повязки на самых серьезных ранах. Пока она накладывала кашицу из мякоти кактуса и сока каких-то трав, Диего убедился, что раны выглядят уже гораздо лучше, воспаление спало и дело идет на поправку. Он с благодарностью взглянул на девушку. Эта ночь прошла спокойно. Убедившись, что жизни Монастарио ничто не угрожает, Диего и сам почувствовал себя лучше. Он помогал Пинье менять повязки, поить Монастарио травяным отваром, очищающим кровь и восстанавливающим силы. Девушке было трудно одной ворочать крупного капитана, пусть и сильно сдавшего в заключении. И помощь Диего тут была как нельзя кстати. Шли дни. Диего приходилось постоянно мотаться из города на гасиенду и обратно. Однажды, вернувшись из Лос-Анхелеса, он обнаружил Монастарио в одиночестве сидящим у окна. Подстриженный, с аккуратно подбритыми усами и бородкой, уже начавший немного восстанавливать прежнюю форму, он выглядел до боли красивым. — А где Пинья? — спросил Диего, с трудом отводя взгляд от распахнутой рубашки Монастарио. — Только ушла. Сказала, что за травами и плодами, — капитан продолжал смотреть в окно. — Она хорошо заботится о вас, — Диего огляделся, придвинул второе кресло и устроился напротив. — И вы явно идете не поправку. — Она хорошая девушка, — Монастарио произнес это так, словно отдавал приказ. — Что скажете, Вега, если я решу жениться на простой танцовщице? — Скажу, что лучшего выбора вам не сделать, — Диего прикрыл глаза, пытаясь справиться с бешено забившимся сердцем. — Скажу, что все благородные доньи не стоят и мизинца сеньориты Пиньи. — Это правда, — Монастарио продолжал смотреть в окно, — но что я могу дать ей? У меня нет ни имени, ни даже свободы. Номинально я все ещё принадлежу вам, Вега. — Вы очень изменились, — тихо сказал Диего. — Я заметил это ещё когда привез вас сюда. Теперь вы думаете не только о себе и своих желаниях. — Желания... если бы они что-то значили, — Монастарио стиснул зубы так, что на скулах заходили желваки. — Но я хотя бы отплатил вам жизнью за жизнь, — после недолгого молчания произнес он. — Я больше не должен вам. И Зорро я не должен тоже. — Капитан... — И я могу перекинуть вас через колено, теперь у меня достаточно сил... — Капитан... — Черти бы драли вас, Вега! Почему я не могу думать о ней, о лучшей из женщин этих богами проклятых песков? — почти простонал Монастарио. Диего вскочил. Капитан продолжал сидеть, судорожно сжимая кулаки. Лицо его было напряжено, капельки пота выступили на седых висках. Седина пеплом покрывала его некогда черные волосы. Диего закусил губу, не в силах произнести ни слова. А потом сделал последний шаг и оперся руками на подлокотники кресла. Тот вскинул голову и Диего увидел, что глаза его влажны от непролитых слез. Он не стал бы плакать, Диего знал это. Капитан Энрике Санчес Монастарио скорее умер бы, чем позволил кому-нибудь увидеть его слабость. Но сейчас, здесь он был как никогда близок к тому, чтобы переступить эту последнюю грань. Диего наклонился, зарывшись лицом в пепельную гриву Монастарио. — Вы можете перекинуть меня через колено... и можете убить... я не стану сопротивляться... — Убить? — Монастарио хрипло рассмеялся. — Если бы я только мог! Вы спали здесь, рядом со мной. Беззащитный, с грудью, не прикрытой даже простыней. Мне ничего не стоило убить вас в первую же ночь! — Энрике... — Тогда я должен был вам жизнь. Но больше я не должен ничего. — Вы спасли меня... сам едва живой, вы спасли меня... — Я не верю ни в бога, ни в дьявола, Вега. Но иногда я спрашиваю себя, кто послал мне вас? И за что? — Я часто спрашивал себя о том же. И спрашивал, что чувствую к вам... — И что же? — Для Зорро вы были врагом. Для дона Диего, изнеженного и слабого — защитником. Но я уже не знаю, кто же я на самом деле. И мне кажется, что только одно может помочь мне понять. Понять себя и... вас. Монастарио судорожно вздохнул, словно боролся с каким-то тайным желанием. — Знаете, вы везучий человек, Вега, — насмешливо произнес он, глядя в темные глаза собеседника. — Не будь я столь слаб в ту первую ночь, пожалуй, не ограничился бы лишь поцелуем в ваши прекрасные губы, мой милый сеньорито. Диего вскинул бровь, не в силах скрыть удивление. Монастарио усмехнулся. — Вы спали так крепко и безмятежно. И луна светила в окно. Ваше лицо, видимо, в бреду, показалось мне весьма... привлекательным. — И что вы сделали? — прошептал Диего, склоняясь так низко, что дыхание его смешалось с дыханием капитана. Монастарио чуть подался вперед. — Вот что... — прошептал он, вжимаясь губами в губы де ла Веги. Поцелуй длился и длился. Вначале почти целомудренный, он становился все более жадным, откровенным, сладким. Пальцы Диего вплелись в волосы Монастарио, коленом он уперся в край кресла и застонал, когда сильная рука скользнула по его бедру. Какое-то время они почти не дышали, яростно впившись друг в друга губами, позабыв обо всем на свете. Наконец, опомнившись, Диего разорвал поцелуй. Оба тяжело дышали. — Кажется, идет Пинья, — пробормотал Монастарио и смущенно провел языком по припухшим губам. — Дон Диего, — девушка с улыбкой вошла в спальню, — мы скучали по вам. Она переводила взгляд с Диего на Монастарио и обратно. Потом рассмеялась. — Да будет вам, сеньоры. Моя бабушка, прямой потомок принцессы Анакалько, говорила мне, что в настоящей любви нет греха. Монастарио покраснел и бросил на Диего быстрый взгляд. Пинья подошла к ним и с грустной улыбкой коснулась одной рукой щеки капитана, а другой — щеки Диего. — Если любовь — грех, то я — величайшая грешница, — она наклонилась и поцеловала Монастарио в припухшие губы. — Потому что, да простит меня Пресвятая Дева, люблю тебя, мой Энрике. И потому, что готова на всё во имя этой любви. Даже отпустить тебя... к тому, кто любит тебя больше жизни, к тому, кого ты сам любишь больше всего на свете. Просто... хоть иногда вспоминай свою Пинью... По её смуглым щекам покатились слезы. Она повернулась было, чтобы уйти, но Монастарио осторожно сжал её тонкое запястье и притянул к себе. Заглянул в темные заплаканные глаза. — Сначала ты выйдешь за меня замуж, девочка, — грубовато произнес он. — А потом можешь идти куда пожелаешь. Если, конечно, захочешь. Пинья охнула, хлюпнула носом и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь. Диего в смятении опустился на колено перед креслом и обнял их обоих. — Кто знает, что получится из этого безумия? — тихо произнес он, поглаживая спину рыдающей девушки. — Утром я возвращаюсь в город. Могу забрать вас с собой. — И как ты объяснишь моё присутствие? — скептически поднял бровь Монастарио. Диего потер переносицу, как делал в минуты раздумий. — Неделю тому назад я послал запрос на пересмотр твоего дела. Не думаю, что его величество откажет своему верному слуге в такой малости, как прощение для его друга. А на пост начальника гарнизона я вполне могу тебя назначить сам, как наместник. — Ты мне не друг, — бросил в ответ Монастарио. — Не друг, — кивнул Диего, глядя в бешеные синие глаза, — но не могу же я написать, что прошу помилования для мужчины, которого люблю. Это выглядело бы как-то... неприлично. Монастарио зыркнул и расхохотался. — Де ла Вега — само приличие! Воистину, ты больше нравился мне, когда скакал в своей дурацкой черной маске на своем дурацком черном коне... — ...всякий раз ухитряясь шлепнуть тебя по твоей красивой белой заднице. Пинья взвизгнула. Капитан всегда отличался быстрой реакцией.