Ниточка к сердцу

[alloret]

Солнце коснулось лиловых вод на горизонте. Легкий ветерок скорее трепал паруса, чем надувал их. В пламенеющем небе темной точкой парил альбатрос.
Томас Бакленд сидел, глядя в безбрежные воды. Ночь он ненавидел. Ночью приходили призраки прошлого, того прошлого, что он так стремился забыть. Двадцать шесть лет, из коих почти двадцать его переполняла ненависть и боль.
-Мистер Бакленд, хотите, я посижу с вами?
Опять чертов ублюдок Тревор! Добренький, любименький Тревор. Знаем мы вас таких, добреньких и хороших. Томас едва удержался от того, чтобы плюнуть в его вечно лыбящуюся рожу. Но как-то сдержался.
-Спасибо, мистер Тревор, я предпочитаю один.
Сойеров любимчик пожал плечами и ушел. Томас сжался в комок, плотнее закутавшись в ветровку. Он часто мерз. Потому ещё и ненавидел ночи, что было холодно.
Он не просил перевода на «Славу», как не пытался и пробиться вперед. Просто знал, что опять останется на вторых ролях. Зависть съедала его, зависть к более удачливым и успешным, к более любимым командой. Хотя что ему до их любви? Любви этого быдла.
Он помнил, как их с О’Нилом направили на это чертово судно. И помнил, какое впечатление произвела на него рожа Тревора, встретившего их со своей обычной улыбочкой. Его чуть не стошнило, когда он увидел его, захотелось вцепиться в эти голубые глаза, расцарапать эту наглую рожуу. Как когда-то…давно…
Томас пошевелился, пытаясь разогнать стылую кровь по онемевшим членам. Решил пройтись. Палуба была пуста, Томас прошелся немного, стараясь не удаляться от места. Хвала небесам, его уже не укачивало так сильно, как вначале, когда время от времени приходилось бежать к борту. Томас усмехнулся. Море было единственным, что он любил. Хотя и пугало его оно, но и тянуло необычайно. Море, чистое безбрежное море. Томас Бакленд боялся его и любил. Как ни странно. Он много чего боялся, много чего и кого ненавидел. Но море было единственным, что давало ему силы и надежду. Надежду на что? Он и сам не знал.
Странный звук вырвал его из оцепенения. Крик? Нет, не крик. Звук, вначале он решил, что это дельфины, они часто сопровождали суда в море. Но нет, то были не дельфины. Бакленд приподнялся и перегнулся через борт, всматриваясь в черные воды. И снова этот звук!
Томас почувствовал, как по спине течет ледяной пот. Плач ребенка!

Там, за бортом, в черной воде, слышался плач ребенка, усталый, жалобный, прерывистый плач. Бакленд вскочил, мечась вдоль борта словно курица, высидевшая утят. Плач доносился все яснее, хотя временами почти стихал. Что-то белое мелькнуло среди волн. Томас подался вперед, опираясь руками о борт, прищуривая и без того близорукие глаза. Вот, снова мелькнуло белое! И так близко!
Более Томас не колебался. Торопливо стащив с себя сапоги и мундир, молодой человек подхватил небольшой пробковый буй, из тех, что обычно использовались для определения скорости, примотал его к груди ремнем и бросился в воду. Он плохо плавал, но звать кого-то, снова выказать себя ничтожеством, коим его привыкли считать здесь…и ребенок мог умереть за то время, пока спустили бы шлюпку. Томас поплыл, отгребая руками в стороны, высматривая белое, мелькающее среди небольших волн. Вот оно! Всего в нескольких ярдах! Молодой человек заработал ногами, прижимая одной рукой буй к груди, второй подгребая к белому, бултыхающемуся в черной воде. Тихий плеск воды снова разорвал жалобный, мяукающий плач. Уже совсем слабый и безнадежный, от которого защемило внутри.
-Держись, - едва слышно застонал Томас. –Я сейчас…
Рука натолкнулась на что-то твердое, обломок древесины. Томас ухватился за него, подтягивая к себе. Так и есть, обломок мачты! А на ней разорванной на полосы пеленкой к крестовине привязан совсем маленький ребенок. У Бакленда перехватило дыхание при виде мокрой распашонки и сбившегося набок чепчика, который болтался уже в воде на тесемках. Подтянув крестовину поближе, Томас устало прижался лицом к мокрому дереву. Подобные упражнения были слишком не для него.
-Держись…- пробормотал он, уже жалея, что не позвал на помощь кого-то другого. Снова нахлынул липкий страх, от которого противно заныло в животе. Томас помотал головой, отгоняя его. Малыш снова слабо замяукал. Томас бросил взгляд на громаду «Славы», высившуюся почти уже над ними. Потянул за леер, молясь, чтобы тот держал крепко.
-Мистер Бакленд, держитесь, - послышался сверху спокойный ровный голос, –хватайтесь за линь!
Томас попробовал окоченелыми пальцами развязать порванную пеленку, но неожиданно она подалась сама. Он едва успел подхватить и прижать к себе дрожащее тельце.
-Готовы? – голос точно Сойера. Какого дьявола капитану делать здесь? Неужто Тревор настучал? Впрочем, помощь как нельзя более кстати. Один он точно не поднимется на борт, да ещё с младенцем на руках.
-ДЕржитесь?
-Да, сэр…
Он почти не помнил, как оказался на борту снова и теперь стоял перед капитаном, босой, расхристанный, с голой грудью и прилипшими к лицу волосами, колотящий зубами от холода. Малыш слабо захныкал и Томас немного покачал его, чтобы успокоить. Это движение неожиданно отозвалось пронзительной теплотой и дикой болью в душе.
-Ребенок!- пораженно выдохнул стоявший рядом с капитаном Хоббс.
-Мистер Бакленд, ступайте сейчас же в мою каюту, - Сойер торопливо огляделся, - возьмите одеяло. Мистер Хоббс, заступите на вахту!
-Есть, сэр!- Хоббс принял приказ, хотя было видно, что его терзает любопытство.
Томас не чуя ног под собой добрался до капитанской каюты и ввалился в неё, едва не снеся плечом косяк. Малыш жалко поскуливал и от этого звука у Томаса подкашивались коленки. Уложив малютку на койку, он торопливо сдернул с него мокрую распашонку и прикусил губу. Мальчишка! В тусклом свете мокрые волосики отливали темным золотом, крошечные пальчики сжаты в кулачки. Томас подхватил попавшуюся под руку рубаху и принялся растирать осторожно посинелое от холода тельце. Малыш снова заплакал, хрипло, устало.
-Давайте я, - голос Сойера заставил вздрогнуть и сжаться в комок от испуга. Так, словно тот застал его за чем-то худым. Бакленд с трудом распрямил закоченевшее тело, потупившись в пол.
-Переоденьтесь в сухое, возьмите рубаху и штаны из рундука, - Сойер кивнул куда-то в угол. – Я велел подогреть вам вина, сейчас оно не помешает.
Бакленд подчинился, кое-как откинув крышку рундука непослушными пальцами и выудив лежавшие сверху штаны и рубаху. Закрыл крышку и с некоторым смущением уставился под ноги. Сойер с пару секунд смотрел на него, потом кивнул.
-Переоденьтесь, я выйду. Как будете готовы, позовите.
Томас с трудом содрал прилипшую к телу ледяную ткань. Бледная кожа от холода сделалась синеватой. Молодой человек поспешил одеться.
-Я готов, сэр, - пробормотал он, чуть приоткрыв дверь.
-Хорошо, мистер Бакленд, - капитан протиснулся в каюту, кажется, заполнив её целиком. –А теперь будьте добры, ответьте мне, какого дьявола вы полезли в воду один? Ведь если бы я не вышел на палубу и не увидел вас, дело могло бы очень плохо кончиться!
Бакленд молча смотрел под ноги, прижимая к груди все ещё дрожащего ребенка, закутанного в одну из старых рубах капитана. Он ждал чего угодно, гауптвахты, наказания, но не того, что последовало. Тяжелая и обжигающе-горячая ладонь легла на плечо и, подняв голову, Томас окунулся в полный сочувствия взгляд голубых глаз.
-Чертовски глупый поступок, и чертовски на вас непохожий. Иногда приятно знать, что ошибся в человеке. Ступайте к себе, мистер Бакленд…Томас…я велю принести горячего вина для вас и молока для ребенка.
Томас вспыхнул, но не нашел в себе силы ничего ответить на эти слова, сказанные с такой теплотой и дружеским участием, что они обожгли почти физической болью. Потом до него дошло…
-Вы хотите, чтобы я забрал ребенка?- не поверил своим ушам молодой человек. Сойер кивнул, и на секунду Бакленду показалось, что в голубых глазах капитана «Славы» вспыхнули смешливые искорки.
-Да, ведь вы спасли его. На берегу мы подыщем ему место, но до берега ещё несколько месяцев. А о ребенке должен кто-то заботиться. Я освобождаю вас от ваших обычных обязанностей. Взамен в конце каждого третьего дня жду вашего отчета о состоянии этого малыша.
Бакленд открыл рот и снова закрыл. Слов у него не было. Вернее, были, но такие, что даже за одно можно было угодить под плети. Усилием воли загнав протест в глотку, Томас крепче прижал к себе хнычущего малютку и вышел из каюты.

В их с О’Нилом каюте уже ждали остальные лейтенанты. Кто удивленно, кто шокировано они проводили взглядами Томаса, который, втянув голову в плечи, прошмыгнул к своей постели.
-Ничего себе, совсем крошка!- Тревор подошел первым, улыбаясь. – И как вы его увидели, мистер Бакленд? Темень ведь сущая снаружи!
Томас съежился в углу, тихонько укачивая малыша, который жалко хныкал, но теперь видно уже от голода, потому что его щечки снова обрели розовый цвет.
-Услышал…- нехотя ответил молодой человек. –Плач за бортом.
-Но почему вы нас не кликнули?- удивленно уставился на него тощий светловолосый лейтенант, имени которого Томас так и не смог запомнить. –Вы ведь могли утонуть там!
-Ладно, думаю, надо дать им отдохнуть, -угрюмый О’Нил растолкал сгрудившихся вокруг малыша и его опекуна. –Мистер Бакленд, берите нижнюю койку, с малышом вам так удобнее будет.
Скатал свое одеяло и полез наверх. Томас удивленно проводил его взглядом, затем перевел взор на малыша, который уже засыпал от усталости. Аромат теплого вина и молока наполнил крошечную каютку.
-Господа, прошу вас расступиться, - капитанский стюард вошел, держа в руке поднос с двумя емкостями, железной кружкой и небольшой бутылью из-под вина, в которой теперь плескалось молоко. Горлышко было уже заткнуто тряпицей. Бакленд торопливо взял кружку, осушив до дна, потом поудобнее перехватил бутыль и осторожно прижал к губам малютки, который тут же принялся жадно сосать. Вино обожгло и заставило кровь быстрее бежать по жилам. Томас устроился поудобнее, стараясь не смотреть на нехотя покидающих каюту парней. Малыш жадно чавкал, прижмурив от удовольствия глазки. Томас старался держать бутыль ровнее, чтобы молоко текло не слишком быстро.
-Если что-то понадобится, разбудите, - сказал О’Нил, забираясь в свою постель и накидывая одеяло. Бакленд не ответил. В голове у него шумело. Ощущение крошечного беззащитного тельца в его руках вызывало щемящую боль в сердце. Малыш уснул, чуть приоткрыв ротик, опустошив бутыль почти на три четверти. Остаток Томас поставил на столик. Бережно укутал крохотное тельце и вытянулся на своей постели, уложив рядом младенца. Он думал, что не сможет уснуть, но организм, выбитый из привычного спокойного существования пережитым потрясением, отключился почти мгновенно.

Последующие дни плохо отпечатались в сознании Томаса Бакленда. Ухаживать за младенцем, вовремя кормить, менять и стирать пеленки. Бакленд делал все это автоматически, словно в памяти всплывали необходимые знания. Сойер нередко наведывался в каюту или подходил к Томасу, когда тот выносил малютку на палубу, подышать свежим воздухом. Вначале Бакленд нервничал и злился от его внимания, как и от внимания других членов экипажа, как офицеров, так и матросов, прошло почти две недели, прежде, чем он привык к лицам, растягивающимся в улыбке и теплоте, с которой встречали его и его маленького подопечного. Поскольку имени у малютки не было, то решено было назвать его Томми, в честь его опекуна и спасителя. Бакленда потрясло это решение Сойера. Он спустился в каюту, крепко прижимая к себе уснувшего малыша, и впервые за долгие годы дал волю слезам. В тот день О’Нил нес вахту и Томас с малышом остались одни в каюте.
Сменив пеленки и замочив, чтобы позже постирать, Томас помыл малыша и завернул его в чистую рубаху. Молоко было уже подогрето, его каждый день по нескольку раз приносил стюард, мистер Гейл, причем частенько прихватывал что-нибудь вкусненькое и для самого Бакленда, чем немало смущал и поначалу злил Томаса.
-Капитан послал вам это, - обычно говорил мистер Гейл, ставя на стол печенье или пирожки. –Изволил интересоваться, всего ли у вас в достатке. Если нужно что-то вам или ребенку, только дайте знать.
Взяв бутылку и как следует приткнув тряпицу, Томас привычно подхватил свободной рукой малютку Томми и прижал горлышко бутыли к розовым губкам малыша. Тот почти сразу довольно зачавкал. Старший Томас устроился поудобнее, глядя на своего подопечного.
-Томми…- тихо сказал он. –Тебе бы другое имя, малыш…
Крошка Томми смотрел на него удивленными синими глазенками, не выпуская, впрочем, бутылки из цепких пальчиков. Что-что, а про еду он не забывал. Старший Томас ласково погладил рыжие завитки волос, колечками лежавшие на чистом лобике дитяти.
-Сейчас ему было бы семнадцать, - продолжал он, глядя в удивленные глазенки. –Его звали Генри. Генри Джеймс Бакленд. У него были такие же рыжие волосы, как у тебя.
Малыш перестал чавкать и попытался поймать палец своего покровителя. Бакленд улыбнулся.
-Он был моим ангелом. И моим, только моим дитя. Никому мы с ним не были нужны кроме друг друга. Я так же заботился о нем, играл с ним, мыл и кормил. Знаешь, ему нравилось дергать меня за волосы. Мне тогда было лет восемь. Знаешь, это ведь я во всем виноват…
Он коснулся губами лобика малютки и зажмурился, пытаясь справиться с вновь подкатившими слезами.
У стоявшего за дверью Сойера зашевелились волосы от сдавленного плача. От звуков рыданий взрослого мужчины. Но он заставил себя стоять тихо, вслушиваясь в жуткие звуки.
-Поверил этому ублюдку Карлайлу, - всхлипнул Бакленд, - поверил его мерзким улыбочкам и его лживой доброте. Прости меня, Генри, малыш мой…прости меня пожалуйста…
Снова рыдание, такое тихое и горькое, что у Сойера по спине между лопаток потекли струйки холодного пота. Он привык считать Бакленда размазней, серым никчемным человечишкой. Но теперь, после спасения и заботы о малыше лейтенант предстал перед капитаном Сойером в другом свете. И сейчас открывалось нечто, способное пролить свет на прошлое этого человека. Прошлое, несомненно, очень болезненное и горькое для Бакленда. Сойер понимал, что его поступок не слишком красив, но не мог заставить себя уйти.
-Маленький мой Генри, почему, почему я поверил? Почему позволил ему…(горькое рыдание)…о, малыш…малыш…
Сойер вслушивался в тягучую душную тишину, прерываемую лишь скрипом досок, плеском воды и приглушенными всхлипами. В каком-то забытьи он загнул, распахнув дверь, появившись перед окаменевшим от страха лейтенантом, словно призрак или темный ангел. Бакленд прижал к себе малыша, держа его так, словно старался защитить от угрозы. Глаза молодого человека, замутненные слезами, казались почти черными.
-Нет, не трогай!- вскрикнул он. Сойер, шагнув вперед, быстро прижал ладонь к губам Томаса.
-Тише, Томас, успокойтесь, - заговорил капитан так мягко и ласково, как только мог, - не бойтесь, никто не причинит вреда ни вам, ни ребенку.
Несколько секунд, словно колеблясь, лейтенант переводил испуганный взгляд с капитана на малыша и обратно. Сойер ободряюще улыбнулся и положил руку на плечо молодому человеку. Бакленд крепко прижал к себе засыпающего ребенка.
-Простите меня, Томас, - голос Сойера, казалось, обволакивал, погружал в новую патоку боли и душевного ада, - невольно я оказался свидетелем сказанного вами. Прошу прощения у вас за это…но если вы считаете возможным выговориться, выплеснуть боль, терзающую вас, я готов выслушать.
Бакленд смотрел сквозь капитана, дрожа всем телом, как в лихорадке. Сойер ждал. Минуты текли, под скрип рассохшегося дерева и плеск воды, под далекие голоса матросов. Капитан повернулся, взявшись за ручку двери, когда хриплый дрожащий голос остановил его.
-Прошу…останьтесь…
Сойер запер дверь, вернулся, опустившись на табурет. Он приготовился ждать, но к его удивлению Бакленд заговорил почти сразу. Торопливо, словно выталкивая слова как кинжалы, ранящие горло, но освобождаясь от непосильного груза.
-…я уснул в ту ночь…о, как часто я проклинал её, проклинал этот свой сон и себя…но больше всех свою проклятую доверчивость…- Бакленд тихо мучительно застонал, словно его душу рвало на куски. –Он улыбался так же…почти всегда улыбался…приносил сладости и говорил, говорил…будь он проклят…
Рыдание…
-…он был красивее других, потому мать выбрала его…и я верил…о, как я проклинал себя за это доверие…никому…никогда…нельзя верить никому…
Бакленд говорил, словно охваченный лихорадкой, уже кажется, не видя и не слыша Сойера, который сидел тише мыши, боясь упустить хоть слово, пораженный той болью, которой был переполнен безликий и серый лейтенант.
-…Генри, малыш мой…я был тебе вместо отца…я никого не любил кроме тебя, потому что только мы двое и были друг у друга…а ей было плевать…плевать…на меня, на тебя…о, Генри, мой маленький Генри…(отчаянное, рвущее душу рыдание)
-…никому…никому нельзя верить…все их улыбки, их улыбки- сплошное притворство и обман…никому не верь, сынок, слышишь?- лихорадочно зашептал Бакленд, прильнув губами к головенке малютки, который уже уснул и посапывал во сне, приоткрыв ротик. –Они все лгут…с их мерзкими улыбочками и сладкими словами…только и ждут своего часа…
-Что было дальше, Томас?- тихо произнес Сойер, разрывая кошмарный монолог лейтенанта.
Бакленд чуть повернул голову, ничего не видя от слез.
-…я слышал звуки…но я так устал…почти весь день работал…почти весь день…прости меня, малыш…(отчаянное, безутешное рыдание)…прости…прости…я так устал…
-Ты устал, Томас, - тихо и очень мягко произнес Сойер, - ты сильно устал…и уснул…что случилось пока ты спал?
-Он пришел, - ответил Бакленд хриплым от слез голосом, -…пришел как вор в ночи…чтобы украсть жизнь моего мальчика, моего братика, моего Генри…его руки на подушке…но уже слишком поздно…Генри, прости…прости…
-Что потом, Томас? Что было потом?
-Потом…никому нельзя верить…они все лгут…улыбаются и лгут…Карлайл- убийца, но никто не верит…они думают, Генри умер от горячки…мама, ненавижу тебя…ты предала нас, ты предала Генри...я не бесполезная тварь…я докажу тебе…я всем докажу…тебе и ЕМУ…ОН будет в аду гореть за то, что сделал! А ты, мама, за то, что молчала…за то, что позволила сделать с моим Генри…с моим мальчиком…
-Так ты потому не веришь людям?- прошептал Сойер, глядя на залитое слезами, распухшее от рыданий лицо Бакленда. И без того не слишком привлекательный Томас сам на себя сделался непохож. Он лишь плакал и обнимал мирно спящего малютку. Сойер покачал головой, потрясенный услышанным до глубины души. Но все, что он мог сделать, это сохранить тайну молодого человека. Бросив последний исполненный сочувствия взгляд на вздрагивающие в рыданиях плечи Томаса, он осторожно отворил дверь и покинул каюту.

На следующий день Сойер спустился в каюту лейтенантов, проведать малыша и его опекуна. К его изумлению несмотря на раннее время Бакленд был уже одет и возился у стола, переодевая маленького Томми в распашонку, сшитую из его старой рубашки. Сойер на пару секунд замер, глядя, как молодой человек играет с ребенком, щекоча его животик и строя «козу» пальцами, что ужасно забавляло малыша, разражавшегося счастливым смехом.
-Вижу, малыш Томми счастлив,- Сойер вошел, глядя на подскочившего Бакленда. –Не волнуйтесь. Мистер Бакленд, я очень рад, что вы взяли на себя заботу о ребенке. Вижу, вы крепко подружились.
К его удивлению уголок рта молодого человека дрогнул и потянулся вверх в кривоватой, но тем не менее самой настоящей улыбке. Бакленд улыбался впервые за то время, что Сойер знал его.
-Да, Томми хороший паренёк, послушный и спокойный. Хотите подержать его?
Сойер осторожно взял ребенка из рук лейтенанта, на миг ощутив странное щемление в груди. Беззащитное маленькое существо, такое хрупкое, такое зависящее от них. Ослепительно чистое, словно горний ангел. И своей чистотой очищающее, освобождающее других от боли и тьмы.
-Собираетесь наверх, Томас?
-Да, сэр.
-Идемте вместе. Если позволите, я немного понесу маленького Томми, кажется, я ему нравлюсь.
-Вне всяких сомнений нравитесь, сэр.

Шли дни, недели. Бакленд перестал чуждаться остальных офицеров, теперь он все чаще бывал в офицерской каюте, хотя по-прежнему не старался вступать в беседы и обсуждения. Но однажды, оставшись наедине с Сойером, не стал торопиться уходить. Капитан, заметив его замешательство, сам обратился к молодому человеку.
-Я могу чем-то помочь, Томас?
Бакленд кривовато улыбнулся, эта наука все-таки давалась ему с трудом. Маленький Томми на его руках сделал попытку цапнуть капитана за блестящую пуговицу. Бакленд покраснел, отступив на шаг.
-Капитан…сэр…я хотел попросить вас…
-О чем? Говорите, Томас, я вас слушаю.
-Томми чаще спит…в такие моменты мне особо нечем заняться…я хотел бы попросить у вас пару книг…думаю, мне следует продолжить учебу.
-Это прекрасное решение, Томас!- кивнул Сойер, стараясь скрыть удивление. –Мои книги и карты в вашем распоряжении.
-Благодарю вас, сэр, - Бакленд весь полыхал, пытаясь удержать маленького Томми, который изо всех сил тянулся к сверкающим пуговицам на мундире капитана.
-Если хотите, у меня есть пара лишних пуговиц, - рассмеялся Сойер, наблюдая за попытками маленького хулигана. Бакленд покачал головой.
-Нет-нет, сэр…капитан…сэр…Томми ещё слишком мал, все в рот тянет…может подавиться…
-Могу я спросить, Томас?
-Да, сэр…
-Что подвигло вас снова начать учебу?
-Не совсем понимаю вас, сэр…
-Простите, Томас, это был некорректный вопрос. Ступайте к себе, я велю мистеру Гейлу принести вам обещанные книги и документы. Кроме того вы можете брать любые инструменты, в коих воспоследует надобность в обучении. Идите…
-Благодарю вас, капитан…сэр…-Бакленд попытался козырнуть, но с ребенком на руках это было трудновато и он поспешно ретировался.

Прошло ещё две недели. К удивлению Сойера, не ждавшего особых успехов в обучении от Бакленда, последний проводил за книжками и приборами все свободное время и даже немного больше. Однажды Сойер застал его с книжкой в руке, вслух зачитывающего маленькому Томми параграфы из книги по военной подготовке. Малыш внимал с явным интересом, дергая своего покровителя за тщательно заплетенную косу и радостно ухмыляясь.
Вечером того же дня Алан вызвался отнести подогретое молоко для ребенка, поскольку стюарду, мистеру Гейлу нездоровилось. Постучав в дверь, он осторожно открыл и вошел. Малыш радостно гукнул. Бакленд обернулся с рассеянной улыбкой.
-Мистер Тревор…
-Вот, молока принес, - Алан протянул бутыль молодому человеку. Томас несколько настороженно, но без прежней злости смотрел на юношу.
-Мистер Гейл приболел, вот я и взялся, -Алан застенчиво улыбнулся, - простите, а можно мне немножко подержать Томми? Не бойтесь, я умею, у меня самого братишка на берегу, очень соскучился я по нему.
-Конечно, - Бакленд бережно поднял одетого в теплую рубашонку Томми и передал его в руки Тревора. –А как звать вашего брата, мистер Тревор?
-Генри его зовут, - улыбнулся Алан, тормоша радостно смеющегося малыша, - только мы дома зовем его Хэнк.
-Генри…- Томас тяжело сглотнул внезапно подкативший к горлу ком. Алан встревожено смотрел на него.
-Что-то не так?
-Нет…все в порядке…-Бакленд отвернулся, пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе. -Генри…прекрасное имя…
И принялся убирать грязные пеленки.

Шли дни. Прошло почти два месяца с той ночи как Том Бакленд спас мальчонку в волнах океана. За два месяца лейтенанта словно подменили. Из серой тени, вечно прячущейся за других, завистливого угрюмца, он превратился в спокойного, неторопливого, но вполне уверенного в себе человека, трогательно привязанного к спасенному им ребенку. Он по-прежнему держался особняком, не особо стремясь контактировать с командой и даже офицерами, но и не чуждался их. Ко всему прочему выяснилось, что у него очень хорошо ладится с вычислениями, он удивил капитана, подсказав ему верный курс при жестоком юго-западном ветре. И все же единственным, перед кем он раскрылся до конца, кого обожал и боготворил, был его маленький питомец, который уже начал выговаривать первые слова. Потому никто не удивился, когда в один прекрасный день малыш Томми назвал своего опекуна «па-па».
Корабль появился на горизонте третьего декабря. Матросы высыпали на палубу, с любопытством обсуждая, что это может быть за судно и возможен ли торг с его обитателями. Любое мало-мальски примечательное событие было хорошим развлечением для мающихся от скуки моряков. Вышел на палубу и Том Бакленд, укутав своего маленького питомца в теплое одеяло и щуря глаза под ослепительно-ярким солнцем.
-«Астрея»!- выкрикнул впередсмотрящий. Капитан Сойер улыбнулся. Командующий «Астреей» был его однокашником и другом.
-Ого, мне кажется, или там леди?- тихо спросил рослый молодой мичман по фамилии Уилкокс.
Бакленд отошел в сторонку, с какой-то странной тоской глядя на приближающийся изящный силуэт корабля. Сигнальщики вступили в переговоры, и вскоре Сойер велел подготовить апартаменты для приема гостей.
-Точно, леди!- по группке молодых людей пронесся заинтересованный шепоток.
Минуты тянулись долго, так долго, что люди в нетерпении жались к борту, рассматривая изящные очертания «Астреи». Томас Бакленд мерил палубу. Он бы с радостью ушел в каюту, но малыш начал капризничать как только он подошел к двери. Пришлось вернуться, подчинаясь пожеланию маленького деспота. Томас бросил взгляд на борт встречного корабля и на миг его ослепило огненное, словно всполох пламени- рыжие волосы, хлестнувшие из-под черного капюшона. Тонкое изможденное лицо женщины с синими глазами, лицо, напоминающее до боли кого-то…Томас сделал шаг вперед, к борту, словно во сне, прижимая к груди маленького Томми.
И словно в ответ на его страх и удивление женщина отбросила черный плащ и рванулась к борту, отчаянно крича, протягивая руки.
-Арчи! Арчи, сынок!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

-Мы нашли её почти мертвую, привязанную к обломку доски, - говорил капитан Дженкинс, попивая грог и глядя на стоящего у стены Бакленда, который выглядел грустным и подавленным. –Она очнулась на третий день лишь, и почти сразу начала кричать. Звала ребенка. Успокоилась лишь спустя неделю, но почти все время проводила на палубе, глядя в море. Казалось, она помешалась, мы были уверены в этом…
-Миссис Кеннеди ехала к мужу в колонию, - сказал старший помощник с «Астреи», мистер Пи м. –Корабль, на котором она добиралась туда, потерпел крушение. Она смогла привязать малютку к обломку мачты, привязалась сама и потеряла сознание. Несчастная едва не лишилась рассудка, когда пришла в себя и поняла, что ребенок пропал. И если напрямик, оо никто из нас не надеялся найти дитя живое или мертвое. Но Провидение направило вас!
-Направило мистера Бакленда, - сказал Сойер. –Иначе мы бы не спасли малютку. Мистер Бакленд бросился в соду и вытащил ребенка и не будь его, кто знает. Как бы оно обернулось.
Томас вспыхнул, отвернувшись к окну. Ему было и тяжко и радостно. Тяжко, потому что разлука с ребенком разрывала ему душу, и радость от того, что маленький Томми или Арчи нашел маму.
-Если вы позволите, - пробормотал Бакленд, откланиваясь и стараясь скрыть свое состояние. Выбежав из кают-компании, он почти промчался расстояние до каюты и почти ворвался в неё. Сидевшая на койке леди с пышными рыжими кудрями, убранными в простую прическу, подняла голову и с улыбкой мадонны взглянула на молодого человека.
-Это вы!- в её голосе были глубокая благодарность, нежность и бесконечное счастье матери, обретшей дитя, которое она считала утерянным. –Прошу вас, входите!
Маленький Томми-Арчи на секунду оторвался, чтобы приветственно гукнуть и вернулся к прерванной трапезе. Рыжеволосая леди улыбнулась.
-Это вы…вы спасли моего мальчика, моего Арчи…благослови вас господь, сэр!
-Значит, его зовут Арчи, - Бакленд болезненно улыбнулся. –У вас замечательный ребенок, леди…
-Па-па!- заявил замечательный ребенок, выпустив изо рта тряпицу-соску. Леди грустно улыбнулась.
-Да, вы были отцом моему малышу все это время. И стало быть, я имею право просить вас быть мне братом. Я прошу вас от всего сердца принять мою дружбу, любовь и глубокую благодарность, глубочайшую из всех, что может питать мать к спасителю её ребенка.
-Па-па!- кроха выпустил бутылку и потянулся к Томасу, который вопросительно взглянул на мать.
-Что ж. как никто другой, вы имеете право на это!- она передала дитя на руки Бакленду, который нежно прижал его к груди. –Вы- его второй отец. Могу я прочить вас оказать честь и быть крестным моему малышу?
-Это большая честь, - серьезно ответил Томас, укачивая начинающего засыпать Томми-Арчи.

Крестины состоялись в присутствии обеих команд. Том Бакленд был крестным малыша, роль же крестной матери была отведена пожилой леди, одной из немногих, спасенных вместе с миссис Кеннеди, матерью ребенка. Вечером следующего дня суда должны были последовать проложенным курсом.
Бакленд не находил себе места от тоски и боли. С того мгновения, как миссис Кеннеди с ребенком перешли на «Астрею», он метался словно раненый зверь. Долго стоял у борта, глядя на удаляющийся корабль и по его щекам, покрасневшим от холода, катились слезы. Он стоял так долго, что начало темнеть. Но и тогда не ушел, а продолжал всматриваться в темноту.
Неожиданно горячая, словно раскаленный металл ладонь легла на закоченевшее плечо. Томас вздрогнул, словно очнувшись от тяжкого забытья. На него смотрели грустные и понимающие глаза Алана Тревора.
-Пойдем, Том, - тихо сказал Алан, обнимая его за плечи, - идем, жизнь ведь не кончается. И если малыш Томми уплыл с мамой, то мы остались. Мы с тобой, Том.
Бакленд брел молча, пытаясь справиться с горькой болью, затопившей его сердце. Теперь она утекала, словно спугнутая теплыми словами юного Тревора. Они прошли через палубу, поприветствовав стоявшего на вахте Хоббса. Спустились вниз. Томас хотел было уйти к себе, но Алан мягко и настойчиво повел его в кают-компанию.
-Это ведь не последний раз, когда вы виделись, - говорил Тревор, придвигая стул и наливая горячего грога. – Вы обязательно свидитесь снова. Леди ведь дала тебе свои координаты.
Томас сделал глоток из бокала и мир словно вспыхнул и растворился. Том Бакленд был не один против всех. Он был теперь вместе с теми, кто сидел сейчас рядом. Добрые, сильные руки Тревора, набросившие одеяло на его замерзшие плечи, понимающие теплые глаза Сойера и остальных. Да, он больше не был один. И одиночество никогда не вернется. Теперь Томас знал наверняка…