Ты знаешь, кроваво-черные воды зла кишат пурпурными скатами. И пламя Армагеддона застит небеса багровыми платами... Меня больше нет...и кто-то иной управляет рассветами и закатами
У Валета Червей единственный глаз голубой, как смерть, и чернее ночи челка строптивых его волос. Он идет вперед и боится лишь одного - не успеть, не успеть защитить, не успеть сказать Алисе, что всё всерьез. Он боится споткнуться, боится утратить ярость и честь, что соленой кровавой нитью тащат его вперед, и, оставив надежду, радость и королевскую лесть, он сквозь горький дым Верхнеземья к Алисе идет.
Ах, Алиса, Ам, чьё сияние ярче горящих огней, чья улыбка слаще ледовой воды подземных ручьев, Верхнеземье жестокое скоро так расправилось с ней, утопив во тьме и кислотных туманах Города Снов. Но Валет Червей за Алисой идет сквозь горчащую ночь, рассекая туманы и тени кровавым своим мечом, пусть никто в Андерленде не взялся ему помочь, он сумеет сам, и ни раны, ни страхи ему нипочем.
Он сквозь серые стены Бедлама, сквозь вонь и гниль проберется, пройдет, расточая улыбки, ужас и смерть. Он боится только лишь одного – свою Ам забыть, и еще немного, самую чуточку – не успеть.
Андерленд правдив, он не знает, как выпустить из оков, и свободу даруют лишь Время и старый безумный Кот. И Валет Червей идет сквозь извивы улиц Города Снов, чтоб спасти ту, что в змеином сердце его пробудила любовь. Тихий голос Алисы шепчет ему, что любил всю жизнь, обещая всю нежность и страсть лишь ему одному, и Валет Червей срывает железную дверь как опавший лист и шагает в пропахшую гнилью и хлоркой тьму…
Андерленд принимает двоих волей Времени и Кота, забирая уплату за жизнь и за волшебство.
У Алисы – возможность вернуться домой, к мечтам. У Валета – единственный видящий глаз его.
Словно песок сквозь пальцы, стекают дни и века. Королевы бежали прочь, отдав свои жизни судьбе. А на троне Алиса с извечной тоской в глазах по далекому Верхнему Миру и прежней себе. За завесой у трона, в темном своем плаще, укрывающем алый и белый дворцовый наряд, улыбается тьме благородный Валет Червей, и горит ярко-алым невидящий его взгляд. Но не всякий видит, как видит он в слепоте, видит сердцем и в прошлом, и в будущем, и сейчас, сберегая мечту и любовь от беды и потерь, ту любовь, для которой когда-то пожертвовал глаз. И его рука все так же тверда, и точен удар, ведь во имя Алисы в себе поборол он тьму. Плата-платой, но жизнь его не потеря, а дар, и рука Алисы в его ладони порукой тому.
Ах, Алиса, Ам, чьё сияние ярче горящих огней, чья улыбка слаще ледовой воды подземных ручьев, Верхнеземье жестокое скоро так расправилось с ней, утопив во тьме и кислотных туманах Города Снов. Но Валет Червей за Алисой идет сквозь горчащую ночь, рассекая туманы и тени кровавым своим мечом, пусть никто в Андерленде не взялся ему помочь, он сумеет сам, и ни раны, ни страхи ему нипочем.
Он сквозь серые стены Бедлама, сквозь вонь и гниль проберется, пройдет, расточая улыбки, ужас и смерть. Он боится только лишь одного – свою Ам забыть, и еще немного, самую чуточку – не успеть.
Андерленд правдив, он не знает, как выпустить из оков, и свободу даруют лишь Время и старый безумный Кот. И Валет Червей идет сквозь извивы улиц Города Снов, чтоб спасти ту, что в змеином сердце его пробудила любовь. Тихий голос Алисы шепчет ему, что любил всю жизнь, обещая всю нежность и страсть лишь ему одному, и Валет Червей срывает железную дверь как опавший лист и шагает в пропахшую гнилью и хлоркой тьму…
Андерленд принимает двоих волей Времени и Кота, забирая уплату за жизнь и за волшебство.
У Алисы – возможность вернуться домой, к мечтам. У Валета – единственный видящий глаз его.
Словно песок сквозь пальцы, стекают дни и века. Королевы бежали прочь, отдав свои жизни судьбе. А на троне Алиса с извечной тоской в глазах по далекому Верхнему Миру и прежней себе. За завесой у трона, в темном своем плаще, укрывающем алый и белый дворцовый наряд, улыбается тьме благородный Валет Червей, и горит ярко-алым невидящий его взгляд. Но не всякий видит, как видит он в слепоте, видит сердцем и в прошлом, и в будущем, и сейчас, сберегая мечту и любовь от беды и потерь, ту любовь, для которой когда-то пожертвовал глаз. И его рука все так же тверда, и точен удар, ведь во имя Алисы в себе поборол он тьму. Плата-платой, но жизнь его не потеря, а дар, и рука Алисы в его ладони порукой тому.