Ты знаешь, кроваво-черные воды зла кишат пурпурными скатами. И пламя Армагеддона застит небеса багровыми платами... Меня больше нет...и кто-то иной управляет рассветами и закатами
14.08.2014 в 21:29
Пишет fandom Zorro 2014:fandom Zorro 2014. Level 2. Миди: гет
URL записи |
 Название: Между небом и землей Автор: fandom Zorro 2014 Бета: fandom Zorro 2014, анонимный доброжелатель Размер: миди, 7544 слова Пейринг/Персонажи: Энрике Санчес Монастарио/НЖП, Диего де ла Вега Категория: гет Жанр: приключения Рейтинг: PG-13 Краткое содержание: Кто-то убивает людей, едущих на поселение в Лос-Анджелес. Во время последнего нападения в живых остается девушка, видевшая убийцу. Капитан Монастарио берет её под свою защиту. Но, похоже, их связывает нечто большее, чем положение защитника и подзащитной. Между небом и землей, между двумя враждебными мирами им предстоит выяснить, кто и зачем убивает людей. И, возможно, остановить убийцу. Канон: диснеевский сериал 1957 года Скачать: в формате: .doc | .txt | .fb2 | .epub | .pdf Для голосования: #. fandom Zorro 2014 - "Между небом и землей"  Крылья у девчонки были здорово помяты, но держалась она с достоинством. По приказу Монастарио Гарсия и Мендоса поплелись в лавку за платьем для гостьи, а сама она сидела в капитанском халате, надетом задом наперед, наклонившись над столом, пока доктор Аргуэльос накладывал шины на сломанное левое крыло.— Это точно был не Зорро! — сеньорита Арено отпила вина и посмотрела на взъерошенного капитана слегка нетрезвым, но вполне благосклонным взглядом. — По-вашему, я никогда не видела Зорро? Его крылья серебристые и светятся во мраке. А у того, кто напал на обоз, крылья были черны как ночь. Она сделала еще солидный глоток и скрипнула зубами. — Он убил почти всех, кого я сопровождала, только малышей и удалось спасти — я затолкала их под повозку и укрыла тюками. Вы вовремя появились, капитан, иначе негодяй убил бы меня, а потом и птенцов. Монастарио провел рукой по растрепанной темной шевелюре. На его осунувшемся после бессонных ночей лице явно читалась тревога. Он снова прошелся из угла в угол, концы маховых перьев прошелестели по полу. — Вы можете вспомнить еще какие-нибудь особые приметы убийцы? Цвет кожи, шрамы? — Особые приметы? — задумалась девушка. — Пожалуй, да, есть кое-что. Он шипел, и премерзко. Я услышала это в самом начале, когда он вырвал сердца сеньоре Моралес, а потом напал на меня. И все время шипел, пока мы дрались. Но тут подоспел ваш отряд, и трусливый подонок удрал! Монастарио не сдержал улыбки. Горячность этой юной сеньориты ему нравилась. Однако у него не было времени на интрижку. Убийца, уничтоживший три обоза поселенцев, был неуловим. Более того, не осталось никого, кто бы мог описать его. Обычно находили уже трупы с вырванными сердцами. Повезло только нынешним утром. Патрулируя окрестности с пятью воинами, капитан успел заметить темную тень и небольшую фигурку, стремительно падающую вниз. Он метнулся, подхватил ее у самой земли и даже не сразу понял, что в его объятиях девушка. Сообразил только, когда она часто задышала и уперлась острым коленом ему в промежность. Капитан ждал криков, слез, но сеньорита Арено лишь поморщилась, когда он случайно задел безжизненно висящее крыло. — Благодарю вас, сеньор. Вы спасли жизнь не только мне. А теперь будьте так любезны, опустите меня на землю. Хромая, она доплелась до опрокинутого фургона и отодвинула тюки. На подошедшего капитана глянули три пары перепуганных круглых глазенок. Трое мальчишек тесно прижались друг к другу. Старший, лет семи, загородил братьев, топорща совсем еще маленькие крылышки, и отчаянно заклекотал в жалкой попытке отпугнуть врага. К счастью, натерпевшихся страху птенцов приняли в большой гасиенде семейства Вега, поскольку их покойная мать находилась в дальнем родстве с доном Алехандро. Пожилая кухарка взяла на себя заботу о них, и вскоре малыши совершенно пришли в себя. Капитан попытался разложить собранную информацию по полочкам, но мысли путались. В конце концов, он уселся за стол, обмакнул перо в чернила и принялся по пунктам записывать все, что было ему известно. Сеньорита Арено оказалась единственной выжившей свидетельницей. Имелось предположение, что нападения совершает Зорро, хотя подобные действия были совсем не в его духе. Но показания сеньориты расставили события последних двух месяцев по местам. 1. Убийца был высокого роста, с черными крыльями, одетый в черный костюм и маску со шляпой, на манер Зорро. Также у него было несколько необычных примет. В их числе девица Арено указала орудие убийства — кинжал, видимо, старинный, из тех, что использовались века назад для жертвоприношений. 2. Кроме того девица Арено успела заметить, что кожа на запястьях убийцы намного светлее, чем на подбородке и шее. Монастарио сопоставил известные ему факты, и выходило, что убийца обитает где-то неподалеку. Но все попытки отыскать его следы в скалах и пролеске не принесли результата. Оставался Лос-Анджелес и его обитатели. Сеньорита Арено пребывала в угрюмой ярости. Лишенная возможности летать, она не находила себе места из-за того, что не сумела задержать убийцу до прибытия отряда. Монастарио было не до того, чтобы успокаивать ее. Его самого порядком нервировал приход дона Диего — тот как всегда явился донельзя не вовремя. Но, к всеобщему удивлению, Вега принес новости об убийце. Один из его людей, объезжая владения семейства, наткнулся на человека, смывавшего в ручье кровь с рук и крыльев. — Он сказал, что тот мужчина был высокого роста, видимо, очень силен. И что крылья его были черны, как у Вестника Смерти, — задумчиво произнес Диего, прохаживаясь по комнате. — Мой человек побоялся привлечь внимание того воина, так как был безоружен, да вдобавок ко всему бескрылый. Но он верный и умный слуга, и у него отличная память. Он запомнил лицо незнакомца. — Лицо? — Монастарио аж подскочил на месте. — Он видел лицо убийцы? Где он, Вега? — Ждет снаружи, — Диего посторонился, пропуская капитана. — Сеньорита Арено, — поклонился он девушке, которая тоже шагнула к двери. — Рад видеть вас. Присев на край стола, Диего наблюдал, как Монастарио в своей обычной грубой солдафонской манере допрашивает Орландо. Бескрылый держался с достоинством и без подобострастия, что было достойно уважения. Он четко изложил все обстоятельства встречи с незнакомцем и описал внешность. Видимо, его манеры и спокойствие произвели впечатление и на Монастарио, который принялся расспрашивать о мельчайших подробностях. — Я бы мог нарисовать его, сеньор капитан, — задумчиво произнес слуга, чуть морща лоб. — Когда-то я учился в художественной школе для бескрылых, а потом недолго работал портретистом в салоне дона Ансельмо Дельгадо в Мадриде. Думаю, навыки все еще при мне. Монастарио, который нервно прохаживался из угла в угол, остановился и побарабанил пальцами по столу. — Если ты правда сможешь нарисовать его... Орландо с достоинством кивнул. — Сеньор капитан, прикажите подать чистый лист бумаги и кусочек угля. — Мендоса! — рявкнул Монастарио. Капрал вбежал в комнату, отдав честь. — Бумагу и кусок угля, — велел капитан, теребя перчатки. — Живо! Мендоса бросился исполнять приказание. — Дон Диего, этот человек давно служит у вас? — Монастарио, заметив, что тот все еще в комнате. — Орландо работает у нас смотрителем и мажордомом уже многие годы, — лениво произнес молодой кабальеро, обмахиваясь кружевным платочком. — Его услуги для нас весьма важны. — Благодарю вас, — оскал капитана мог бы напугать и менее боязливого человека. Но Диего предпочел не заметить жутковатую улыбочку. Мендоса положил лист и уголь перед Орландо. Было заметно, что ему очень любопытно поглядеть на процесс рисования. Однако Монастарио позволил остаться в комнате только дону Диего и сеньорите Арено, которая приблизилась к столу, став чуть в стороне. Она с интересом смотрела, как под ловкими пальцами Орландо на белой бумаге проступает лицо. — Линия челюсти его! — девушка скрипнула зубами. — Остального не видела, он был в маске. Эх, будь он тут, я бы поняла, он это или нет. — Как, если он был в маске? Не считая линии подбородка, — Диего чуть дернул уголком рта в усмешке, но тут же прикрыл губы платком. Девушка одарила его неприязненным взглядом. — Он был настолько близко, что я чувствовала запах его тела, — нехотя созналась она. — Я запоминаю запахи лучше, чем что-либо другое. Капитан вздрогнул и наклонил голову, пристально всматриваясь в ее лицо. Сеньорита Арено прикусила губу, подняв на него чуть раскосые темные глаза. — Вы — коатликуэ, полукровка! — удивленно произнес Монастарио. — Где были мои глаза! Вы слишком хладнокровны и неустрашимы, и то, что вы спрятали детей... Ха, мне бы следовало догадаться! — Это что-то меняет? — ледяным тоном спросила девушка. Под ее взглядом капитан смешался, краска залила его смуглые щеки. — Н-нет... простите. Просто мне почти не доводилось встречать таких, как... — Таких уродов, как я? — сеньорита Арено хмыкнула. Монастарио открыл было рот, но тут же его закрыл. — Посмотрите, капитан! — Диего шагнул к столу и взял у Орландо листок с портретом. — Это лицо не кажется вам знакомым? Монастарио взглянул и побледнел. В синих глазах отразилось потрясение. Что ж, Диего хорошо понимал его. Королевского легата не то что арестовать, но даже обвинить в чем-либо сложно. И Монастарио тоже прекрасно это осознавал. — Судя по вашим лицам это некто, облеченный властью, — сеньорита Арено задумчиво переводила взгляд с капитана на Диего и обратно. — Вопрос в том, кто или что может остановить его. Монастарио с такой силой сдавил кружку, что несчастная посудина с жалобным треском отдала душу своему древесному богу. Диего усмехнулся, не без удовольствия наблюдая за тем, как исказилось лицо капитана. — Вы думаете о том же, о чем и я? — почти промурлыкал он, едва сдерживая улыбку. Девушка вопросительно посмотрела на Монастарио. — Зорро, — скрипнул зубами тот, размалывая в пальцах остатки злополучной кружки. Тщательно обдумав ситуацию, Монастарио, Диего и сеньорита Арено решили держать втайне как показания Орландо, так и план призвать на помощь Зорро. Капитана эта идея приводила в состояние лютой злобы, поскольку в недавнем прошлом у них постоянно происходили стычки. Но он, скрежеща зубами, все же принял ее как единственную верную. Диего задумчиво дергал кружево платочка, которым до того обмахивался. — Зорро — человек вне закона, — сеньорита Арено воодушевленно взмахнула рукой, — на него не ляжет клеймо Восставшего, поскольку он уже Восставший. Я бы сражалась с ним бок о бок... если бы только могла! — она ударила кулаком по столу. — Но, думаю, мы с вами, капитан, дон Диего, все-таки приложим руку к уничтожению убийцы. — Я вряд ли, — Диего томно вздохнул, — из меня плохой боец. Да и летать я не люблю, — он пошевелил светло-серыми крыльями, тщательно сложенными перышко к перышку и благоухающими нардом. Сеньорита Арено презрительно фыркнула и вопросительно взглянула на капитана. Монастарио криво усмехнулся. — Разумеется, я не останусь в стороне, — произнес он, глядя ей в глаза. — Но возникает вопрос — как дать знать Зорро? — Об этом не беспокойтесь, — неожиданно безмятежно откликнулся Диего. — Достаточно только обмолвиться среди слуг, что через пару дней к Лос-Анджелесу подъедет большой обоз с поселенцами. Думаю, слух дойдет как до Зорро, так и до наместника. В результате мы убьем сразу двух куропаток. Монастарио нехотя кивнул. — Вы правы, дон Диего. Думаю, ваш слуга справится с этим делом как нельзя лучше. Он показался мне неглупым малым. Орландо с достоинством поклонился. Услышать подобное от капитана было поистине комплиментом. — Я сделаю все, что в моих силах, сеньоры. Диего и его слуга ушли, и Монастарио смог, наконец, немного расслабиться. Сеньорита Арено, примостившись на стуле, клевала носом от усталости. При взгляде на стройную, даже хрупкую, но наделенную недюжинной отвагой девушку капитана охватывали странные чувства. Когда же она выдала свое происхождение, ему показалось, что сердце сейчас выскочит из груди, и он чудом не проговорился. У него никогда не было времени на любовные похождения. Даже в военном училище, куда он поступил после того, как покинул монастырь, и где царили свободные нравы, у него не появилось любовников. Он всегда держался особняком, направляя все силы, всю несгибаемую волю на то, чтобы отвоевать место под солнцем. Для него, презренного полукровки, военная карьера была единственным шансом. Он бился за любое, самое незначительное повышение, переступая иногда и через собственную гордость. И вот, когда он уже не безвестный солдат, а капитан гарнизона, опытный воин, чье имя числится в Королевских Списках по указу Венценосного, вдруг появляется эта девушка. Сеньорита Арено сидела, опершись на локти и склонив растрепанную голову на руки. И Монастарио не мог отвести взгляд от прорези в ее рубахе, зашнурованной вокруг крыльев, от мягкого белого пуха и тонкой полоски перламутровой чешуи, едва заметной под частой шнуровкой. Дыхание перехватило при мысли о том, чтобы провести пальцами по этой полоске — такой же, как у него самого. Но все-таки он уже не был безрассудным мальчишкой, поэтому быстро овладел эмоциями и коснулся плеча девушки. — Сеньорита... Она вскинула голову и криво усмехнулась. — Да, капитан? Монастарио снял с крючка в углу свой порядком потрепанный плащ и протянул ей. — Для меня будет честью предложить вам комнату в моем доме, — выдохнул он, на миг зажмурившись. — К тому же вы видели убийцу, и вам нельзя оставаться одной. Несколько мгновений она оценивающе смотрела на него, потом решительно тряхнула волосами, поднялась и завернулась в предложенный плащ. — Что ж, поскольку боец из меня сейчас никудышный, придется принять ваше великодушное предложение, — в голосе ее прозвучало откровенное ехидство. — Но считаю своим долгом предупредить вас, что в городе, хотя и редко я бываю здесь, многим известно о моем происхождении. Не навредит ли вашей репутации столь тесное общение с полукровкой? Монастарио помолчал, глядя в насмешливые темные глаза. Откуда-то из глубины вдруг поднялось оглушительное, сумасшедшее желание рассказать ей, дать понять, что они более чем похожи. Но он затолкал это желание обратно, отвесил изысканный поклон и предложив руку слегка ошарашенной девушке. — Идемте, сеньорита, для меня честь принять вас у себя. А остальные пусть думают, что хотят. Прогулка через полгорода под ручку с коатликуэ была... будоражащей. К удовольствию Монастарио сеньорита Арено шла с гордо поднятой головой и ничуть не смутилась, когда проходящие мимо дамы семейства Альдонсо, задрав носы, сделали вид, будто не заметили ее. Зато возле бакалейной лавки им встретилась сеньорита Торрес в сопровождении матушки, и девушки сердечно обнялись. К удивлению Монастарио сеньора Торрес не выразила неудовольствия от общения дочери с полукровкой, напротив, одарила сеньориту Арено материнской улыбкой и поцелуем в щеку. — Капитан, — наконец соизволили заметить его дамы. — Наше почтение. — Сеньор Энрике великодушно предложил мне комнату в своем доме, — Арено отвесила в сторону капитана легкий поклон. — И я приняла его предложение. — Дитя мое, не разумнее ли будет тебе поселиться у нас? — взгляд пожилой сеньоры был красноречив. Впрочем, Монастарио не мог винить ее в неприязни. В свое время он едва не погубил ее супруга, Игнасио Торреса в большей степени ради того, чтобы скрыть письмо, где рассказывалось о его происхождении. Последнее ему удалось, но семейство Торрес с тех пор не питало к нему теплых чувств. — Благодарю вас, тетушка, — сеньорита Арено сжала сухую ладонь сеньоры Торрес в своих руках, — но это было бы весьма неразумно как с моей, так и с вашей стороны. Достаточно того, что вы выражаете мне приязнь на людях. — Тлачинолли, дитя мое, ты всегда желанная гостья в нашем доме. Иначе не может и быть для той, что спасла моих детей от верной смерти, — дона Торрес нежно коснулась непокрытых волос девушки. — Помни об этом всегда, доченька. Сеньорита Арено прижала ее руку к губам, прикрыв глаза, затем выпустила и резко отвернулась. — Нам пора, тетушка. Я благодарю тебя от всего сердца, но у капитана мне будет спокойнее за себя, и за вас тоже. Какое-то время Монастарио молчал. Девушка кусала губы, стряхнула на лицо длинные темные пряди, так что он не мог видеть ее глаз. — Тлачинолли на языке Перворожденных значит Огонь, — наконец произнес капитан. — Вам подходит это имя. Она кивнула, не поднимая головы. Монастарио прекрасно понимал ее. Легко стоять против всего мира, но бесконечно трудно сдержаться, когда кто-то проявляет к тебе доброту и понимание. Он почти смирился с тем, что ему всю жизнь придется скрывать правду о своем происхождении. О нем знали лишь Венценосный и те, кто вносил по приказу Владыки имя Монастарио в Королевские Списки. Капитан помнил их лица, поджатые губы, словно говорившие: "Ты никогда не будешь равен нам! Никогда не будешь таким как мы, кецалькоатль!" Но каково сеньорите Арено, фактически бесправной, простой охраннице и проводнице? Что ждет ее на закате жизни? Из этих непростых размышлений его выдернуло знакомое постукивание. Это чинил обувь ютившийся по соседству коатль — сапожник. Монастарио усмехнулся. Старик заметил его, наклонил голову в знак приветствия, и капитан кивнул в ответ. Это было чем-то вроде традиции, не позволяло ему забыть о том, чья кровь текла в его жилах. Так же, как и в жилах сеньориты Арено, которая стояла рядом, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Сюда, сеньорита, — он отпер дверь и посторонился, пропуская ее вперед. Она вошла в прихожую и остановилась, явно не решаясь расстаться с плащом. Монастарио задвинул засов и коснулся локтя девушки. — Идемте, не бойтесь. Жилые комнаты наверху. Комната, собственно, была всего одна, обставленная почти по-спартански. Кровать, шкаф для одежды, в одном углу — столик, в другом — табурет, на котором стояли небольшой медный таз и кувшин с водой для умывания. В спальне царил острый терпкий запах мужского пота, тот самый, что пропитывал плащ, наброшенный на плечи Тлачинолли Арено. Этот запах будоражил и пробуждал странные желания. Она искоса взглянула на Монастарио, который, запалив свечу, подошел к шкафу и достал оттуда покрывало, чистую простынь и чехол для подушки. — Я возьму постель и лягу возле окна, — сказал он, ловко сворачивая одеяло. — Прошу прощения за подобную наглость, сеньорита, но сейчас вам опасно оставаться одной. Тлачинолли попробовала было возразить, но капитан, судя по всему, не относился к тем, кто слушает возражения и принимает их к сведению. Бросив свою постель на пол у большого окна, он взялся помочь гостье застелить кровать чистым бельем. — Думаете, он придет за мной? — без тени страха спросила она, заправляя подушку в чехол и связывая тесемки. — Пожалуй, в таком случае вы правы. Сражаться я сейчас толком не могу, — она пошевелила сломанным крылом и поморщилась от боли. — Ненавижу быть слабой! Монастарио подошел к окну и взглянул в быстро темнеющее небо. — Вы не слабая, — отрывисто произнес он. — Вы сильная... и отважная. Мало кто сделал бы то, что сделали вы. Он стоял к ней спиной, и Тлачинолли видела, как слабо подрагивают основания его могучих темно-серых крыльев. Почему-то стало трудно вдохнуть, внутри рождалась буря, темная, жестокая, способная смести все на своем пути. Она сильно дернула раненым крылом. Боль всегда отвлекала, и сейчас помогла справиться со вспыхнувшей жаждой. Тлачинолли не понимала, что с ней творится. Она не могла чувствовать влечения к чистокровке, это было невозможно. Она дважды пробовала создать отношения, и оба раза все пошло прахом. Неспособная испытывать желания и эмоции как в отношении чистокровных кецалей, так и чистокровных коатлей, она раз и навсегда поставила крест на семье. Да и какой мужчина мог бы ужиться с дерзкой и строптивой коатликуэ! Но отчего же сейчас так стучит сердце? И отчего жаром полыхает тело при взгляде на стоящего у окна капитана? Тлачинолли заставила себя подойти к кровати. Пришлось лечь на живот, чтобы не тревожить раненое крыло. Она посмотрела на Монастарио, который явно раздумывал, стоит ли раздеваться. — Зажаритесь, — насмешливо сказала она, откровенно пялясь на его массивные крылья, казавшиеся черными в тусклом свете ущербной луны. Как, должно быть, приятно зарыться в них лицом, ощутить горький жаркий аромат, мягкость перьев. Монастарио вздрогнул, и она услышала тихое хмыканье. Затем он завел руку за спину и потянул конец шнуровки, распуская ее. Стащил мундир, оставшись в одной рубахе, прикрывавшей узкие бедра. Тлачинолли сглотнула, предвкушая продолжение, но Монастарио снял только сапоги и улегся на расстеленное одеяло. — Доброй ночи, мой капитан, — пожелала она, глядя, как он устраивается на импровизированном ложе. Он замер на пару секунд, потом поднял голову, глядя на нее. — И вам доброй ночи, сеньорита. Монастарио так измотался за день, что задремал, едва голова коснулась одеяла. Он никогда не погружался в сон полностью, всегда часть его оставалась во внешнем мире, чувствуя мельчайшую вибрацию, каждый звук. Эта способность спать вполглаза не раз спасала ему жизнь. Спасла и сейчас. Капитан не знал, сколько времени прошло с той минуты, как сеньорита Арено пожелала ему доброй ночи, и он провалился в тяжелую болезненную дрему. В ноздри ударил едва заметный запах, принесенный порывом ветра, и слабая, едва ощутимая дрожь сотрясла стену и пол — кто-то был за окном. Кто-то пытался пробраться в дом! Монастарио открыл глаза, продолжая лежать неподвижно. Со своего места он видел белоснежные крылья Тлачинолли, бессильно свисавшие по бокам кровати. И видел тень, закрывшую окно. Капитан напряг мышцы, незаметно подсунув под себя руки, и когда ночной гость протиснулся в спальню, рванулся вперед, врезавшись в него всем весом. Острая боль пронзила предплечье, затем бок. Монастарио не сразу сообразил, что получил два удара ножом. Он перехватил узкое запястье убийцы и выкрутил, второй рукой нанося удары. Оглушительное шипение заставило его лишь крепче стиснуть пальцы. Послышался слабый хруст, и капитан ощутил, как треснули под его нажимом тонкие кости. Шипение превратилось в визг. Перехватив нож другой рукой, убийца замахнулся. Монастарио на секунду отвлекся и тут же получил жестокий удар локтем в раненый бок и следом еще один, в нервное сплетение в центре груди. Перешибло дыхание, в глазах померкло от чудовищной вспышки боли, но он чудом нашел в себе силы мертвой хваткой повиснуть на убийце. И тут Тлачинолли издала отчаянный, захлебывающийся крик, клекот и шипение одновременно. Снаружи тотчас же поднялась суматоха, по лестнице застучали сапоги солдат. Убийца ударил снова, отшвырнув почти потерявшего сознание капитана к кровати, и метнулся к окну. Из-за пояса у него что-то вывалилось, но он уже протискивался в оконный проем. Послышалось хлопанье крыльев, звук быстро удалялся, затем стих совсем. Монастарио лежал, судорожно пытаясь вдохнуть и не сойти с ума от боли. Тонкие пальцы коснулись его груди, массируя, нажимая нужные точки, блокируя болевые импульсы. Наконец, капитан задышал, часто, прерывисто. — Тише, не двигайтесь, — Тлачинолли положила ладонь ему на грудь, — просто восстанавливайте дыхание. Я поговорю с вашими людьми. Он слышал, как открылась дверь, а затем раздался голос девушки, срывающийся на гневное шипение. Монастарио провел рукой по дощатому полу и наткнулся на резную рукоять. Дернул ее к себе, сунул под бок. Вспыхнуло пламя свечи, показавшееся ослепительно ярким. Он видел лица Гарсии и Диего, склонившиеся над ним, потом появилось бледное, с огромными глазами лицо сеньориты Арено. — Нет, доктора не нужно! — рявкнула она, обращаясь к злосчастному сержанту. — Проверить все посты внизу! Я собственноручно прикончу того, кто упустил ублюдка! Тяжело топоча, Гарсия выбежал из комнаты. Диего задвинул засов и опустился на колени, держа свечу. — Матерь небес! — выдохнула девушка, с ужасом глядя на багряное пятно, расплывающееся на рубахе Монастарио. Капитан попытался было отвести ее руки от бока, но сил было так мало, что не хватало даже на стон. Он прикрыл глаза, пытаясь втянуть в легкие еще хоть немного воздуха. — Дон Диего, держите чуть выше, а то не видно, — голос Тлачинолли дрогнул на миг. — Идиоты-стражники упустили мерзавца! Если бы не капитан, я была бы мертва. Она разорвала окровавленную рубаху и принялась осматривать раненый бок. — Похоже, рана не слишком глубокая, — заметил побледневший Диего, — просто много крови. Давайте, я прижму ее рубашкой, а вы поищите, чем можно перевязать. Девушка кивнула, оторвала от рубахи подол, скомкала и приложила к ране. Потом наклонилась и нежно провела окровавленными пальцами по щеке Монастарио. — Я сейчас. Рана неопасна. И скоро вы сможете нормально дышать. Монастарио закрыл глаза, борясь с подступившим к горлу горячим комом. Она была напугана. И это был не страх смерти, это был страх за него! Что-то упало и разбилось, затрещала рвущаяся ткань. Затем Тлачинолли появилась снова, с тазом и кувшином в руках. Через плечо у нее были перекинуты бинты, нарванные из чистой простыни. — Смотрите, что это? — нахмурился Диего, чуть опуская свечу. — Это что, нож убийцы? — Похоже на то, — девушка отложила трофей в сторону, явно больше обеспокоенная ранами своего защитника, нежели орудием убийства. — Поднимите свечу, дон Диего. Держите вот так. Она принялась смывать кровь с живота и бока Монастарио. Тот лежал неподвижно, закрыв глаза. Он боялся взглянуть на сеньориту Арено, боялся того, что увидит в ее глазах. — Матерь Небесная, да он же кецалькоатль! — удивленно произнес Диего и Монастарио стиснул зубы. Тряпица, смоченная в подсоленной воде, прошлась по полоске перламутровой чешуи, которая начиналась от пупка и спускалась к паху. Что-то горячее упало на лицо. Капитан подумал, что это воск, но, открыв глаза, увидел заплаканное лицо Тлачинолли. Второй рукой она ласково погладила его по щеке, пытаясь изобразить ободряющую улыбку. Рана оказалась глубокой, но, к великому облегчению Диего и Тлачинолли, внутренние органы задеты не были. Кровь удалось остановить, аккуратно стянув края разреза и наложив плотную повязку. К тому времени, как девушка закончила бинтовать бок и руку капитана, он уже мог дышать полной грудью. Его лишь изредка передергивало, но остаточные судороги должны были пройти в ближайший час. — Благодарю, — пробормотал он, выпив принесенную доном Диего воду, — что вы тут делаете, Вега? — Да вот, решил пройтись в бакалейную. У меня закончились ароматные шарики для одежды, — Диего томно усмехнулся. — И так вышло, что встретил двух прекрасных дам из семейства Торрес. Они попросили сопроводить их до дома, и я не смог отказать. На обратном пути возле вашего дома увидел парящую фигуру у окна. Мне это показалось странным и угрожающим. Тут кецаль влез в окно, и я понял, что происходит нечто очень плохое. Но пока я разворачивал экипаж, сверху закричали. Это были вы, сеньорита? Я кликнул стражников и сам поднялся вместе с сержантом Гарсией. Монастарио приподнялся на локтях, но тут же со стоном откинулся обратно, скрученный новым приступом боли. — Придержите его под спину, дон Диего, — велела Тлачинолли. — Этот мерзавец ударил его в сердечную сетку. Капитан, можете вдохнуть? — она бережно водила пальцами его груди Монастарио, надавливая на нужные точки. Тот кивнул, пытаясь не шипеть. — Матерь Небесная, как же он остался жив? — Диего заметно вздрогнул. — От такой боли ведь сердца останавливаются почти сразу. Девушка коснулась перламутровой полоски на животе Монастарио. — Полукровки менее чувствительны к боли, чем чистокровные кецали, — она с печальной улыбкой покачала головой. — Почему вы молчали, капитан? Нет... не говорите... просто дышите. Она погладила его по груди и поднялась. — Я перенесу сюда постель. Сказать, что Диего был удивлен, значило не сказать ничего. Монастарио-полукровка не вписывался в сложившийся образ. Его ошеломляющая наглость, словно весь мир принадлежит ему, жесткость, граничащая с жестокостью — все это были качества истинного кецаля. Однако же глаза Диего не обманывали, и он видел то, что видел. Он постарался скрыть потрясение, в этом ему помогла, сама того не осознавая, сеньорита Арено. — Дон Диего, нужны снадобья и кое-какие травы, — девушка стряхнула на лицо длинные волосы. — Не будете ли вы столь добры... — Конечно, — он кивнул, сочувственно глядя на нее, — я скоро вернусь. Думаю, окно стоит прикрыть. Не закрывать, а просто прикрыть. Монастарио лежал на постели, бессильно свесив руку. Мертвенная бледность понемногу покидала его лицо, но выглядел он все равно не лучшим образом. Диего поднялся, смыл с кровь с рук остатками воды из кувшина, и вытер ладони о покрывало. — Что именно нужно, сеньорита? — спросил он, подходя к девушке, которая быстро писала на клочке бумаги углем. — Вот. Еще хорошо бы ткани на бинты. — Я все принесу, — Диего ободряюще улыбнулся. — Мне надо будет еще зайти домой, но я постараюсь вернуться как можно скорее. Он спустился к своему экипажу, который стоял под деревом возле дома. Рядом нервно топтался молоденький бескрылый стражник, почтительно склонивший голову перед благородным кецалем. — Как твое имя? — обратился к нему дон Диего. — Камачо, сеньор. — Возьми этот список и беги в аптеку, что на углу возле водокачки. Пусть запишут на имя де ла Вега. Принесешь покупки и отдашь сеньорите Арено. И смотри, помалкивай. Парень поклонился и бросился исполнять приказ. Диего проводил его взглядом и отступил в тень. Самое время было появиться сеньору Зорро. Монастарио смотрел на стоявшую у окна девушку. Она закрыла ставни, но не спешила отойти. — Что я мог сказать вам, сеньорита? — тихо спросил капитан, глядя на ее поникшие крылья. — Что такой же, как и вы? Рано или поздно вы бы сами узнали об этом. Что бы это изменило? Тлачинолли повернулась к нему, откинув с лица волосы. Глаза ее блестели от слез. — Это многое объясняет, — слабо усмехнулась она. — И я не в обиде на вас, мой капитан. Вы спасли мне жизнь. — У нас пока нет времени на сантименты, — произнес Монастарио, отчаянно надеясь, что она поймет, — нож убийцы у нас. Без него он не сможет принести очередную жертву. — Вырывающий Сердца, — кивнула Тлачинолли. Она вытащила трофей из-под покрывала и внимательно изучила искривленное лезвие, украшенное ритуальными узорами. — Все-таки это жертвоприношения! Монастарио слабо улыбнулся. — Помогите мне сесть, пожалуйста. Она подошла и опустилась на одно колено, а другое использовала в качестве подпорки для его спины. Капитан устало склонил голову ей на плечо. — Уже почти прошло... благодарю вас, сеньорита. Если бы не вы, скорее всего я бы умер от болевого шока. Она погладила его по плечу и уткнулась в растрепанную шевелюру. Монастарио слышал, как бешено стучат оба ее сердца. Какое-то время они сидели неподвижно, а затем он обнял Тлачинолли и притянул к себе. Ее губы были солоны от слез, она ответила на поцелуй с такой жадностью, что у Монастарио захватило дух, как во время полета в грозу. Они целовались как сумасшедшие, потом Тлачинолли осторожно уложила Монастарио и вытянулась рядом, прижавшись щекой к его крылу. — Если бы не вы, мой капитан, я бы погибла, — пробормотала она, запоздало отвечая на его слова, — так что мы квиты. Монастарио потянулся, коснувшись ее губ почти целомудренным поцелуем. — Только не плачь. Не выношу женских слез. — Прости... я перепугалась до смерти. Вначале когда проснулась и увидела его... и тебя... а после когда поняла, что ты истекаешь кровью, — она все-таки заплакала, навзрыд, как ребенок. Монастарио гладил ее спутанные волосы, чувствуя себя как никогда живым и цельным. Тлачинолли тихо всхлипывала, выплескивая напряжение последних дней, в конце концов, ее выдержка не была безграничной. Ее слезы трогали Монастарио, поднимали что-то из глубины души. Он не помнил, чтобы еще был так же счастлив. Даже когда благодаря личной отваге и способностям привлек внимание Короля, и тот назначил его комендантом Лос-Анджелеса, он не испытывал ничего подобного. Просто удовлетворение от очередной взятой высоты и самодовольную радость при виде кислых физиономий чистокровок. Но теперь сердца его колотились так, что готовы были выскочить из груди. — Что это? —Тлачинолли вздрогнула и подняла голову. Мгновением позже она была уже на ногах. Монастарио тоже поднялся, не обращая внимания на слабый укол боли. Ставни скрипнули, отодвигаясь, и спустя миг высокая фигура с пепельными крыльями спрыгнула из окна в комнату. — Зорро! — выдохнула Тлачинолли. Монастарио скрипнул зубами, но не двинулся с места. Разбойник стоял, не делая попыток напасть, и был, видимо, настроен вполне миролюбиво. — Боюсь, времени у нас не слишком много, — тихо произнес он. — Только что я видел большого чернокрылого человека, одетого так же, как и я. Он летел в сторону Закрытого Города. Капитан и Тлачинолли переглянулись. — Храм Забытого Сердца, — побледнев, произнесла девушка. — Сеньорита права, — кивнул Зорро. — Если это действительно жертвоприношение, то лучшего места для него не придумаешь. Капитан, предлагаю заключить перемирие на время, пока не поймаем этого мерзавца. — Поймать... если бы все было так легко! — в сердцах бросил Монастарио. — Даже поймай мы его, что мы можем сделать с тем, кому власть дана самим Венценосным? Левая бровь в прорези маски вопросительно изогнулась. Капитан тяжело поднялся, подобрал мундир, пошарил во внутреннем кармане и извлек сложенный вчетверо листок. Рисунок немного размазался, но это лишь придало реалистичности изображенному на нем человеку. Зорро несколько секунд изучал портрет. — Наместник, — процедил он. — Капитан, вы можете лететь? — Могу. Монастарио кое-как доковылял до стойки в углу и взял перевязь с саблей. — Но я не могу! — Тлачинолли в бессильной ярости заломила руки. — А ты не сможешь нести меня! — Зато смогу я, — Зорро протянул ей руку. — Капитан, постарайтесь не обгонять и не отставать. Он выбрался из окна и принял девушку в объятия. Монастарио последовал за ними, расправив крылья и поднимаясь с восходящими потоками, парил, пока ветер не проник в его кровь и сердца. Тогда он несколькими могучими рывками нагнал Зорро и постарался держаться наравне с ним. Уже светало, когда впереди показались белые каменные террасы. Закрытый Город Иксчиаль-Иолотль лежал в нескольких милях к востоку от Лос-Анджелеса. Считалось, что его построили древние змееликие боги, предки коатлей. Обычно туда никто не летал, а бескрылые вообще считали его вратами в мир зла. С высоты полета город выглядел призрачным чудовищем, раскинувшим щупальца. А в центре его возвышалась ступенчатая пирамида, бурая от крови бесчисленных жертв — тот самый Храм Забытого Сердца. Согласно древней легенде пирамиду воздвиг бог Иолотль, который забыл одно из своих сердец в другом мире. Рожденный кецалькоатлем, после этого он потерял способность летать и превратился в ползучего коатля. Последователи Иолотля верили, что из сердец, отданных ему, рано или поздно соберется сердце для самого бога. И тогда полукровки, дети двух враждующих рас, заполнят мир и прекратят вечные распри. Тысячи сердец лучших из лучших ежегодно приносили в жертву богу. Постепенно население города стало редеть. Последним из его обитателей был жрец — коатль, вырвавший свои сердца на вершине пирамиды в надежде завершить ритуал. Но жертва его осталась напрасной. Эту легенду знал каждый на трех основных континентах и многие из жителей островов. Монастарио, Зорро и Тлачинолли не были исключением. На душе у всех троих было тяжело, когда они пересекли границу Города. Монастарио и Тлачинолли, полукровки, хорошо понимали стремления ушедших обитателей Иксчиаль-Иолотля. Зорро же с тоской думал о том, что ему, возможно, предстояло убить. Он не был жесток, несмотря на кровь кецалей, текущую в его жилах. Он постарался думать о тех, кого убил наместник, о птенцах-сиротах, чудом спасенных сеньоритой Арено. Он восторгался ее храбростью, силой воли и острым умом. Он многое слышал о ней, знал, что несколько семейств из Арагонии и Мадрида были обязаны ей жизнью. Она считалась лучшим проводником в этих пустынных опасных землях. Сеньора Торрес рассказывала, как Тлачинолли вырвала из когтей смертоптиц ее сына и дочь, возвращавшихся из Мадрида в Лос-Анджелес. Но для таких, как Торресы, Вега, Алонсо и сотни других семейств кецалей полукровка Арено была низшим существом. Мало у кого хватало смелости признать ее равной себе, как это делали дамы Торрес. И Зорро хорошо понимал капитана, который, как мог, скрывал свое происхождение. Впрочем, солдаты, в основном бескрылые или полукровки, очевидно, были в курсе происхождения своего капитана. Они боялись, но и уважали его. Так же, как уважали и сеньориту Арено за ее отвагу, доброту и дружеское отношение к людям независимо от расы. Зорро вздохнул, паря над заброшенным зданием тепао — общественного дома, в котором обычно жили молодые коатли до посвящения в воины. Тлачинолли, которую он бережно держал на руках, стараясь не задевать раненое крыло, прищурилась, а потом указала указывая вниз. — Смотрите, там кто-то есть! Зорро спланировал на крышу тепао, поставил Тлачинолли на ноги. Минутой позже рядом захлопали крылья, и к ним присоединился капитан. — Люди, — тихо произнес Монастарио, чуть прищурившись, чтобы рассмотреть вереницу скованных попарно пленников, которых, очевидно, одурманенных чем-то, тащили на цепи двое мускулистых коатлей. Даже с такого расстояния можно было различить чешуйчатые черепа и тонкие гибкие тела. — Их ведут к пирамиде, — прошептала Тлачинолли, сжав руку Монастарио. Тот взглянул на Зорро, который уже был готов взлететь. — Будет лучше, если мы полетим к пирамиде, а сеньорита Арено останется и попробует освободить людей, — сказал разбойник, расправив крылья и чуть шевеля ими. — Капитан, вы сможете драться? Монастарио коротко кивнул. — Хорошо. Я спущусь и посмотрю, что там происходит. А вы, как спустите вниз сеньориту, присоединяйтесь ко мне. Зорро почти беззвучно поднялся с крыши и на бреющем полете пронесся над самой землей, невидимый для пленников и их мучителей. Монастарио повернулся и обнял Тлачинолли, обхватив одной рукой за талию и прижав к себе теснее, чем было дозволено приличиями. Она обняла его и сама поцеловала. — Береги себя, — сказал капитан, наконец, усилием воли разорвав поцелуй. — Хотя я могу предложить тебе только свои сердца... — Большего мне и не нужно, — слабо улыбнулась Тлачинолли. Монастарио подхватил ее на руки, слетел с крыши и осторожно опустил девушку на землю. Один их взгляд сказал больше, чем они могли бы наговорить за вечность. Тлачинолли кралась за вереницей пленников, выжидая момент, когда можно будет отвлечь стражу. Пленники брели покорно, словно скот на заклание. Девушке показалось, что одного из них она узнала. Продолжая красться следом за людьми, она юркнула в щель между домами, протиснулась на другую сторону и оббежала угол. Густая зеленая изгородь, увиденная ею с крыши тепао, была отличным наблюдательным пунктом. Отсюда Тлачинолли могла видеть колонну, оставаясь незамеченной. Чуть отодвинув листву, она разглядела юношу, который на самом деле оказался ее старым знакомым. Это был Акуальче, сын бескрылого скотника семейства Торрес, с которым Тлачинолли подружилась, и которого знала как умного и смелого парня. Прижав кулак ко рту, она издала резкий вопль, подражая самке смертоптицы. Стражники в страхе заозирались — смертоптицы были извечными врагами коатлей. Тлачинолли снова закричала, затем оббежала дом с другой стороны и издала еще более пронзительный вопль, подражая уже самцу. Маневр сработал! Тлачинолли поняла это, когда один из коатлей, отрывисто прошипев ругательство, выпустил цепь и юркнул в первое попавшееся здание. После секундного колебания второй последовал за ним. Тлачинолли опять обогнула здание и бросилась к пленным, на бегу вытаскивая из-за пояса прихваченный с собой жертвенный нож. По счастью закован в кандалы был лишь первый мужчина в цепочке. Тлачинолли освободила остальных и велела Акуальче уводить их из города. Лишь добравшись до головного пленника, Тлачинолли поняла, почему его заковали. Цепи обвивали два могучих крыла, плотно прижимая их к телу. Кецаль поднял голову и девушка вздрогнула от неожиданности, узнав дона Алехандро де ла Вегу. Старый идальго был сильно избит, видимо, он яростно сопротивлялся. — Берегись! — закричал он, глядя через плечо Тлачинолли. Девушка развернулась, одновременно присев и выбросив ногу в ударе. Ступня врезалась в живот стражника, и тот отлетел к стене дома. Второй коатль с шипением налетел на Тлачинолли. Глаза его распахнулись, болезненное удивленное шипение сорвалось с губ, и он тяжело осел на землю. Тлачинолли с трудом удержала в руке нож, на который напоролся стражник. Второй коатль поднялся на ноги, выхватив из-за пояса длинный кинжал. Девушка вонзила острие жертвенного ножа в разъем для ключа и повернула. Она слышала звон цепей уже за спиной, сцепившись с коатлем в яростной схватке. Он был намного сильнее и метил по сломанному крылу. Тлачинолли спасала лишь реакция тренированного воина и способность по мельчайшим признакам определять движения и жесты. Однако из глубокого пореза на правой руке уже струилась кровь — кинжал стражника задел вену. Торжествующе зашипев, он попытался упрочить успех, но тут на него сверху обрушился дон Алехандро. Старый идальго был вооружен лишь цепями. Набросив их на шею коатля, он взлетел и удерживал его навесу, пока тот задыхался и бился. С хрустом сломалась шея. Бросив обмякшее тело, дон Алехандро опустился рядом с Тлачинолли, снял богато расшитый пояс и перетянул ее раненую руку. — Дон Алехандро, — девушка сжала нож, — сможете вы отнести меня к храму? Тот кивнул и осторожно приобнял Тлачинолли за талию. Тяжело хлопая помятыми крыльями, он полетел к пирамиде. Уже издали они увидели сражающихся над ее вершиной кецалей. Монастарио и Диего, плюнув на учтивость и правила поединка, нападали с двух сторон, сильно тесня убийцу, который злобно шипел и плевался, но ничего не мог поделать против двух опытных бойцов. Ему удалось зацепить крыло Монастарио, метнув стилет, но рана была неопасна. Зорро увернулся от второго стилета и ударом крыла вышиб из руки противника длинную саблю. — Капитан! — хриплый клекот заставил Монастарио зависнуть в воздухе. — Стойте! Я знаю, кто вы! Вы такой же, как и я! Кецалькоатль! Ваши сердца могли бы вернуть мир на эту землю, могли бы помочь таким как мы обрести положенный нам статус! Сердца полукровок обладают огромной силой! Монастарио, хрипло дыша и тяжело взмахивая крыльями, смотрел на убийцу, как зачарованный. Зорро тоже не нападал, но не потому, что внял сказанному. Его терзала тяжесть выбора — убийство было тем, чему противилось его сердце, его душа. — Сейчас вы — ублюдок, раб, и ваши крылья — подстилка для чистокровных, — торопливо говорил убийца. — Но если восстанет Иолотль, вы займете место, принадлежащее вам по праву! Сможете жениться на девушке, которую так страстно защищали! Монастарио сжал кулаки. Это были жестокие, но правдивые слова. Полукровка, по сути дела, никто, он даже не может взять в жены любимую женщину без соизволения Венценосного. — И как же вам удалось стать наместником здесь, собрат мой? — прорычал капитан, с яростью глядя на врага. — И чего вы добиваетесь? — Моя мать-коатль была наложницей бывшего Венценосного, — убийца медленно стянул маску, открыв лицо с тонкими чертами. — Я рос как младший принц, пока не понял, что для всех вокруг я просто грязь под ногами. Лишь мой царственный брат любил меня. По моей просьбе он сделал меня наместником этих земель. Это было все, на что я мог рассчитывать, я, принц крови, сын Венценосного! — он заскрежетал зубами. — Но здесь мне было дано высшее знание о том, как вернуть кецалькоатлям былую славу! Это может сделать Великий Иолотль, сын Солнца и Луны, Двукровный. — И вы верите в этот бред? — усмехнулся Монастарио, хотя сердца его забились чаще при последних словах. — Я понял лишь сейчас, как был глуп, вырывая жалкие сердца однокровных, — убийца будто не слышал его. — Ваше сердце, капитан, или сердце девчонки, или... — Замолчите! — рявкнул взбешенный Монастарио. — Не вам говорить о ней! Вы чешуйки ее не стоите! — Вы знаете, каков закон! — продолжал убийца, словно прочитав его мысли. — Соизволение Венценосного подразумевает Очищение. Для вас обоих. Выдержите ли вы его, капитан? И выдержит ли его эта девица? Знаете ли вы, каково против воли отдаваться кому-либо? Это хуже смерти! Быть может, легче вам было бы отдать свои сердца ради процветания рода кецалькоатлей? — он шарил рукой по поясу, видимо, в поисках жертвенного ножа. — Нам не нужно ничье соизволение, — раздался холодный голос Тлачинолли. — Меня тошнит от высокомерия чистокровных, но еще больше тошнит от тебя, ублюдок. Чтобы принести жертву, тебе нужно это, не так ли? — она помахала кривым кинжалом. С губ убийцы сорвался пронзительный клекот, полный разочарования и гнева. Дальше все произошло так быстро, что опомниться не успел никто. Убийца метнулся к Тлачинолли, вырвал у нее кинжал и попытался вонзить ей грудь, но дон Алехандро взмахнул крыльями и развернулся так, что острие лишь пропахало дорожку в его седых перьях. Тогда убийца ринулся вниз, выкрикивая ритуальные фразы на древнем языке. Поняв, что он задумал, Монастарио устремился следом, и одновременно с ним метнулся Зорро. Но они опоздали. Косым ударом вспоров себе грудь, убийца вырвал на острие кинжала собственное трепещущее сердце, слабо клекотнул, стряхнув его вниз, и на последнем вздохе вырвал второе. Кровь хлынула на ступени пирамиды, а затем упало уже бездыханное тело. Монастарио и Зорро замерли, тяжело хлопая крыльями. Потом развернулись и медленно направились к тепао. Дон Алехандро с бледной Тлачинолли на руках летел следом. Капитан опустился на плоскую, устланную плотно пригнанными каменными панелями крышу и уронил голову на руки. Крылья его безвольно повисли, он какое-то время переводил дыхание. Внутри было пусто. Слова убийцы набатом звучали в мозгу: "Соизволение Венценосного подразумевает Очищение. Для вас обоих. Выдержите ли вы его, капитан? И выдержит ли его эта девица?" Маленькая сильная рука коснулась его плеча. Он обернулся. — Мне неважно, будет ли признан наш брак, — сказала Тлачинолли. — Важно лишь, что я хочу быть с тобой. И мне надо знать, хочешь ли этого ты. Монастарио взглянул через ее плечо на старшего де ла Вегу и Зорро. — Помните ли вы, сеньоры, о Законе Матери? А конкретно о той главе, где сказано о венчании при свидетельстве лишь Неба, солнца и двух свидетелей, Детей Неба? Зорро кивнул. — Да, мы помним, капитан. — Согласны ли вы быть свидетелями у двух полукровок? Тлачинолли опустила голову, чтобы за длинной челкой не было видно ее глаз. — Согласен, — без промедления ответил Зорро. Дон Алехандро молчал. Он недолюбливал капитана, но уважал Тлачинолли за мужество и доброту. К тому же девушка спасла ему жизнь. Но все-таки он принадлежал к древнему высокому роду чистокровных кецалей, и даже говорить на равных с полукровкой было для него унижением. — Ваше слово, сеньор де ла Вега? — Монастарио сжал дрожащие пальцы девушки, понимая, что откажись старик, она может не выдержать. Зорро шагнул к дону Алехандро, медленно снял шляпу, а за ней и маску. — Соглашайся, отец, — тихо сказал Диего, глядя в расширившиеся глаза старого идальго, — прошу тебя. Благодаря этим двоим, многие избежали верной смерти. Монастарио молчал, пораженный его поступком. Молчал и дон Алехандро, все еще не веря, что Восставший и защитник города оказался его сыном. Вспомнилось, как его самого, раненого, преследуемого за помощь другу, спас Зорро. Спаси и помог защитить честное имя. Дон Алехандро любил сына, но втайне стыдился его — изнеженного, не любящего летать. Тогда он подумал, что лучше бы его сыном был Зорро. А сейчас он смотрел в большие темные глаза Диего, храбреца, сильного воина с мощными крыльями, и... гордился им. Пусть его мальчик был Восставшим, зато он был настоящим мужчиной. — Хорошо, — наконец медленно кивнул старик, — я согласен быть вашим свидетелем. Они вернулись в город далеко за полдень. Дон Диего и его отец настояли на том, чтобы молодожены поселились у них хотя бы на короткое время. Дон Алехандро окончательно смирился с тем, что капитан больше не враг, слишком многое надо было ему обдумать и осмыслить. Монастарио было сложнее, поскольку в прошлом они с Зорро не раз сталкивались в жестоком противостоянии. — Не думайте, что я прощу вам все за ваш единственный порыв, — зло огрызнулся капитан, когда Диего попытался заговорить с ним по пути домой. — Я принял вашу помощь лишь потому, что иначе не мог. Эта женщина стоит того, чтобы ради нее пойти на союз даже с врагом. Он обнял усталую, но успокоенную Тлачинолли и с вызовом посмотрел на де ла Вегу. Тот пожал плечами и улыбнулся в своей обычной томной манере. — Что ж, сеньор капитан, могу лишь позавидовать вам, ибо сеньора Монастарио — та женщина, ради которой можно умереть. Чисто вымытый и замотанный бинтами чуть ли не по шею Монастарио лежал неподвижно, подложив крыло под голову дремлющей Тлачинолли. В комнате было сумрачно и прохладно, но ему не спалось. Из головы не шли правдивые и жестокие слова убийцы: «Сейчас вы — урод, раб, и ваши крылья — подстилка для чистокровных кецалей...» Он печально улыбнулся. Если бы возможно было изменить хоть что-то... *** Кровь густыми каплями стекала по ступеням пирамиды, темная струйка едва-едва ползла по узкому стоку. Громыхнуло, и дождь забарабанил по бурым ступеням, а затем стеной хлынул ливень, смывая кровь, неся ее к внешнему желобу, выкованному из черного металла. Побежали искры, превращаясь в молнии, окутавшие пирамиду. По ступеням, покрытым вековыми слоями жертвенной крови ступеням, зазмеились трещины. Пирамида стала медленно оседать, а из центра ее в небо ударил узкий полупрозрачный луч, возвещая приход бога-кецалькоатля. |
 |
@темы: творчество, фанфикшен
